Наталия Медведева - Аркашка-подлец

Аркашка лежал на скамейке, закинув руку за голову, одна нога на полу, согнутая в колене. Сигареты были. Он трогал время от времени карман с сигаретами, пачка еще была туго набита, он себя сдерживал, меньше курил, чем хотелось. Дождь со снегом кончились, и уже в окне было предрассветное небо. Чувствовалось, что горы рядом. Небо было такое, как бы стеклянное. Подморозило, видимо. Да, в апреле всегда так — вроде уже весна, но может и заморозком все схватить. Аркашка представил дуче в форме Люфтваффе: шинель до пят, воротник поднят, фуражка на глаза… Может, тоже проверял сигареты в кармане. Или он не курил? Не успел, во всяком случае, последнюю выкурить, распознали его партизаны Гарибальди. Совсем недалеко отсюда. "Озеро Комо, Донго — и писец! Народ все-таки зверь: что только с его трупом не делали, а как приветствовали в тридцатые…" — Он не закончил мысль, двери открывали, и Аркашка вскочил, уронив пепел на грудь. Его пригласили выйти. Пройти в приемную.

Синьора Савиори и Игорек стояли за барьерчиком-стойкой. Сонные глаза Игорька улыбались: "Мы тебя спасли, Аркашечка!" "Аспетто, аспетто Игор!" — захрипела курилка Савиори. Она была в своей вечной шубе, староватой, но собольей. Красивая, наверное, была баба когда-то. Сейчас физиономия, как сухая глина, зияла трещинами морщин. "Который час? — спросил Аркашка тихо. — Ты записал там, что всего шестьдесят четыре доски?"

Было половина шестого утра. Савиори беседовала с краю стойки-барьерчика с типом в штатском. Тоже сонным. Вообще, они спали здесь или караулили его? Савиори выписывала чек. Видимо, штраф за неоформленные бумаги. А Аркашке-подлецу уже было спокойно: они уже здесь, он не один, все образуется, сейчас она все устроит. Ему принесли мешок с вещами, и он стал распихивать их по карманам. Бумажник, как всегда, в задний карман джинсов туго входил, значит, и вытащить будет сложно, поэтому и носил там. Часы. Ключи от квартиры в Риме. Хорошую они квартиру с Игорьком сняли. Близко от всего и, главное, места до фига, не ютились, как эмигранты.

— Я все-таки удивляюсь, Аркадий, как ты дожил до своего возраста; если ты такой мудак? Взрослый, лысый мудильник. А?

Они уже были на улице, им уже подгоняли автобус, из закутка какого-то за решеткой, и Игорек держался за голову, а Аркашка закурил.

— Чего ты разоряешься? — На свежем воздухе приятно было затянуться сигаретой.

— Да тебя ничто не научит! На кой же ты шут просто так уехал от Маргот? Я ей звонил, она: "Я-я, идэм к нотариус! Идэм!" Бля, идэм… Что же вы не пошли?

— Let’s go Igor. Let’s go from here. Аркади, вы сумасшедши. О, я знала, что русский не понимает закон, но вы…

Игорек опять сел за руль машины синьоры Савиори. Аркашка — в автобус. Все там было на месте, в почтовых мешках из рогожи, Маргот еще в Москве эти мешки принесла из диппочты, даже мешки у них были клевые, у немцев. Прочные и на вид солидные. Мешки уже были вспороты Аркашкой, и айки там лежали завернутые в простыни. Советские. Льняные вроде. Игорек тогда принес много льняных, потому что отъезжающие в Израиль или через говорили, что надо брать с собой простыни. Игорек запасся ими еще за год. Ну и принес их, когда надо было доски упаковывать. Это еще Сережка-семинарист посоветовал. Игорек сказал, что это маразм — тащить с собой простыни в новую жизнь, ну и принес их для досок.

Они выехали из пограничного пункта, оставив одноэтажное зданьице, где просидел Аркашка, на обочине шоссе. Аркашка ехал за медленно рулящим — он вообще хреново водил — Игорьком. К отелю, который, видимо, Клавка здесь знала. Она не хотела сразу возвращаться. Аркашка так предпочел бы сразу назад, отрулить до Рима, и там уже отдыхать. Ну, черт с ним теперь. И вообще, чего они на него? Он им перевез товар! Сколько это денег? Он одну доску в окладе оценивал, так до хера получалось! Озвереть можно, сколько за все доски будет! Главное, чтобы она наличными заплатила, а то если в кредит, так полжизни можно будет ждать, пока продадутся. Правда, потеря денег будет небольшая, если все оптом сдать… Они въехали во двор перед небольшим мотелем, и Савиори уже шла к входу. Игорек стоял у машины.

— Эти менты из пограничного не дадут кому-нибудь из своих "наколку"? — усмехнулся Аркашка, выйдя из автобуса.

Он открыл задние дверцы, переложил зачем-то один из мешков, запер опять дверцы, проверил дверцы кабины. Сигнализация включалась снаружи, под кабиной был тайный включатель.

— Да они давно могли все у тебя конфисковать, а тебя под жопу вытолкнуть, шел бы сейчас пешком по автостраде… Это если бы здесь не было законов. Ты думаешь, что их нигде нет… Идем, я должен выпить рюмку чего-нибудь. Всю ночь не спать. Я ее час уговаривал, старую клячу… Она молодец баба. Другая послала бы нас на хер. Каких-то два мудилы советских, ни черта не смыслящих, лезущих на рожон, в открытые двери прущих… Я тоже мудак из-за тебя… Как мне надоело заниматься, чем я совершенно не хочу заниматься, терпеть не могу, не-на-ви-жу! Продавать какие-то иконы! В которых я ни черта не понимаю. Зачем? Хватило бы мне денег их, хиасовских (пр. ХИАС — организация по приему эмигрантов в Риме)…