Наталия Медведева: Аркашка-подлец

— Такие честные дураки, Аркашка, все портят. Разве так можно? История не состоит только из ГУЛАГа и Скотского Хутора. В самом-то деле! Вспомни свою золотую юность, еб ее мать! И свои слезы по отцу родному Сталину!

— А что, Оркады, ты бы хотел видеть в СССР?

— Американскую систему.

— О? Почему? Оттого что доллар выше всего на биржа, это не значай, что человек, им обладающий, лучшей. То есть не должно означать… Что вы делай в шестьдесят восем год? Могла быть всемирный революций! А вы…

В шестьдесят восьмом году Аркашка учился играть на саксе. Все были помешаны на джазе. И был уже оркестр Лундстрема. Кто-то выходил на Красную площадь в Москве. Но это было в Москве…

Танечка была чемпионкой Европы по фигурному катанию. Ее готовили на чемпионат мира. А Аркашка уже готовил себя — пусть и мысленно, тайно — в ее мужья. Ничего не получилось. Ему неприятно было в этом признаться, но, видимо, из-за его полуеврейства. Папаша Танечки был замдиректора московского ЗИЛа, русский дядька. Он любил Аркашку! Но, видимо, представить своих потомков полуевреями не мог…

Вообще, не совсем понятно, что там получилось. И на чемпионат она не поехала, и с Аркашкой рассталась. Он потом приезжал, вообще часто ездил, на дачу к ее родителям. На Волге, в смысле на реке, дом. У Аркашки уже был "сааб". И папашка Тани относился к Аркашке прямо как к родственнику. Всегда рядом за столом усаживал. Аркашка разливал по малюсеньким рюмочкам ледяную тягучую водку. Смешные такие крохотные рюмочки у них были. Старинные, из цветного стекла. Зыкина со своим кавалером, а может, это муж ее был, неизвестно, блондинистый такой, волосы слегка вились, в кожанке — такая веселая сидела, прямо и не Зыкина. И горба не видно было. То есть у нее не было горба, но шеи тоже не очень много было, так что создавалось впечатление, что у нее что-то на холке растет. Какую-то она песенку пела под эти рюмочки, про кузнечика или сверчка, черт его знает, что-то такое же маленькое, как и рюмочки. Запрокидывала, там на глоток даже не было, и напевала. И сапфиры в ушах поблескивали. Ну, эти серьги, которые все важные советские дамы носили, бляди тоже. Овальные, под старинные, что ли, а вокруг бриллианты. Такое же кольцо.

Странно, что самая, считай, почетная артистка — и в таких серьгах, ничего оригинального. Что она, не могла себе какие-нибудь заграничные брюллики достать? Аркашка считал, что такие люди должны были бы как-то отличаться. А она и одета была нормально. Хорошо она была одета, но ничего особенного. И вела себя нормально. Может, потому что у друзей в доме… Но Танечка, она тоже, надо сказать, не отличалась сверхособенностью. На катке только. Аркашка видел ее по телевизору… Она, слава Богу, не носила ужасных штанищ. Рейтузы или спортивные облегающие трико. Аркашка не очень помнил. А Зыкину он сфотографировал уходящей от Танечкиного дома. Они пошли к машине блондинистого, он их окликнул, и Зыкина обернулась, и — профессионал! — улыбка, рука поднята в приветствии, ноги не загогулиной. Очень хорошая фотография получилась, Аркашка ее даже в Рим взял. А может, дело не в профессионализме, а так просто, чего ей было строить из себя ударника у друзей, может, она и не стерва была.

Аркашка жил в двухкомнатной, на Лермонтовской. В старом доме. И квартира старая была. И ему все говорили — особенно бабы зудели — сделай ремонт. Но ему лень было. И вообще — чего для себя делать? Если бы у него семья была. Он бы был хорошим семьянином. Все бы в дом тащил. Парные языки из мага, где у него приятель был директором. Картошку бы даже в магазине не покупал, ездил бы на базу, к Левке Портному. Приносил бы дубленки и бросал бы на кровать — выбирай Танечка… Ну, Танечке, положим, и шубку бы пришлось бросить на кровать. Но Танечка, она сделала "дорожку" — ох, как она перебирала своими ножками, быстрыми и стройными, аж дух захватывало — и, как на льду, оставила острые полосы у Аркашки на душе. И как-то ему все надоело и стало тошно-скушно. И показалось, что ничего у него уже не будет. Здесь не будет.

То есть он знал — что будет. Манекенщицы. Худые эти, не очень, между прочим, не жрущие вроде ничего, а как в кабак пригласишь, так они с собой даже забирают. Полиэтиленовый мешок в сумочке всегда есть. Или бляди фирменные. Как Наташка грудастая. Их и проститутками не называли, потому что это были такие специальные советские путаны, которые ради фирмы могут и бесплатно упиться, и по пьяни дать. Поэтому фирма их и любила. Потому что они любили фирму и не думали о бабках, если фирмач нравился. Надеялись все-таки, что, может, женится. Да, но с русскими они мало трахались. Правда, Наташка вот, она их с Игорьком как раз с семинаристом и познакомила.