Марти Леймбах - Дэниэл молчит

Почему? Почему это меня вписали карандашом?

Я переложила сына на колени Стивену, чтобы сходить в туалет, и в коридоре наткнулась на Кэт, застывшую перед стеклянными дверцами книжного шкафа.

— Где-то здесь точно есть что-то интересненькое для меня. — Кэт изучала корешки книг. — Точнее, должно быть . По логике.

— Знаешь, меня в ваше генеалогическое древо записали простым карандашом, — пожаловалась я золовке. — А детей — чернилами. На развод надеются, как считаешь?

Кэт расхохоталась:

— Лично я вообще не представляю, как женщины терпят моих несносных братцев. На месте Триши я бы мигренью не ограничилась. Мой тебе совет — держись за Стивена. Этот хотя бы разговаривать способен.

— Причем даже не черным карандашом, представляешь? Вообще еле видно, будто нацарапали.

— Я все слышала! — раздался из-за спины голос Дафны, и свекровь, в сопровождении Реймонда, процокала из гостиной. — А карандашом тебя вписали потому, что тогда вы были только обручены. Все очень просто. Вечно ты поднимаешь шум, не потрудившись уяснить суть вещей.

— Суть вещей? Мама!

Кэт, как всегда, встала на мою защиту. Еще на свадьбе она тайком сунула мне валиум и шепнула, что ее рецепты в моем распоряжении отныне и навечно. Не воспользоваться ли удобным шансом, подумала я, и не выклянчить ли у нее магические пилюли под названием «прозак»? Я тут же и отказалась от этой идеи, вспомнив сомнительный эффект от таблеток Стивена.

— Господи, о чем ты? — добавила Кэт. — Они уже пять лет женаты!

— Да, но они были обручены так недолго, если помнишь. А Стивен много лет встречался с Пенелопой, вот мы и решили, что он может передумать.

— Я тебя умоляю, — фыркнула Кэт.

Подобрав губы, Дафна воздела палец кверху, словно проверяя направление ветра.

— Ты представить себе не можешь, дорогая, сколько раз он менял свое мнение. В этом весь твой брат: в данную минуту он твердо уверен в одном, а в следующую — в прямо противоположном. Словом, чтобы не портить работу дяди Реймонда, мы и вписали имя Мелани карандашом.

— Чушь какая-то! — прокомментировала Кэт.

— Неважно, — вставила я.

— Мы сейчас же запишем тебя ручкой. — Реймонд с удрученным видом промокнул влажный лоб. — Я очень извиняюсь.

— Мне думалось, тебя не волнуют семейные традиции и генеалогические древа. — Дымчато-серые глаза Дафны смерили меня с ног до головы. — Впрочем, люди меняются.

Заслышав спор, Бернард проковылял в коридор. У него тоже нашлось что сказать.

— Стивен и Пенелопа много лет были вместе, мы ее считали членом семьи, — важно сообщил он мне. Из-за проблем с легкими Бернард сопровождал каждое слово свистящим вздохом, что, однако, не лишало его речи авторитетности. — Это не значит, что мы не считаем тебя членом семьи. Не глупи.

— Папуль, тебе лучше сесть, — с нажимом предложила Кэт.

— Ты довольна? — поинтересовалась у меня Дафна.

Стивен и Дэвид так и не оторвались от крикета. А Эмили поотрезала головы у моих цыплят, приставила их к противоположному, совершенно не подходящему для головы месту и объявила во всеуслышание, что если мы будем продолжать ругаться, то разбудим ее брата, он разорется, а потом его не успокоишь.

— Ну-ка, напомни мне, — попросила я Стивена в машине, на пути домой, — как долго вы встречались с Пенелопой?

— Шесть лет. О черт, только не начинай все по новой.

Его протяжный вздох предупреждал, что продолжение темы может обернуться крупной ссорой.

— На год больше, чем мы женаты… Хотя кто их считает, эти годы?

Стивен промолчал.

— С тебя полагалась улыбка.

Но Стивен так и не улыбнулся, и я прекрасно знала почему. Шутка, конечно, стара как мир: одна из версий анекдота о еврейской мамаше, который мой отец в свое время рассказал моей маме, а она передала мне. Однако дело не в этом. Просто я разучилась шутить. Наряду со многими другими качествами, я постепенно теряла свою резвость, свое остроумие, которыми отличалась с детства. Такое чувство, что я терпела поражение в войне — причем в войне даже не объявленной. Что же касается Пенелопы, то я была в курсе, что Стивен продолжал с ней общаться. Они остались друзьями. Пенелопа изредка присылала открытки из забытых Богом уголков Земли, музыку которых изучает, с описанием инструментов из камня и тростника. Но так было всегда, со дня нашего со Стивеном знакомства, а значит, не о чем и переживать.

Дэниэл проснулся, пока мы стояли в пробке на шоссе М40, на подступах к Лондону, и поднял рев, как только сообразил, что вновь оказался в оковах детского сиденья.