Дмитрий Петровский - Роман с автоматом

Контролер пришел, билеты у болельщиков были правильные, но вагон оказался не тот – на станции поезд распадался на две половины: одна шла в Дортмунд, другая в Дюссельдорф. Болельщики ушли, но радостное спокойствие утра уже не вернулось.

В Дюссельдорфе на платформе его встретила девочка-практикантка: низенькая и смуглая, в очках, смешно говорившая по-русски.

– Здравствуйте-здравствуйте, – она с трудом выговаривала его фамилию, – едем в гостиниц. Вы устал?

– Нет, ничего! – Он криво улыбался, садясь в машину.

– В гостинце для вас есть еда. А в шесть часов есть концерт. Вы там читает.

– Und nicht um zwanzig Uhr? – спрашивал он снисходительно. – Herr Henning hat doch gesagt, um zwanzig…

– В шесть, – упорно отвечала девочка на русском, – то есть я знаю, что в шесть. А герр Хеннинг, может, знает, что в восемь.

Писатель махнул рукой и принялся рассматривать дома через окно машины. Девочка изучает русский язык, ничего не получает за свою нудную работу – встречать на вокзале гостей, показывать гостиницу, переводить, стойко переносить приставания. Тут он повернулся от окна, оглядел девушку с головы до ног, и она улыбнулась – ровно так, как улыбалась та, в кафе на Фридрих-штрассе: приветливо и безразлично.

Гостиница была маленькая, располагалась в уродливой новостройке и имела необычайно громкое название, что-то вроде «Императорский двор». Номер был крошечный, окнами на узкую боковую улицу.

– Гостиниц стоит в центре. К Тонхалле можно идти пешком. Вот туда, вниз, – девочка показывала через окно на улицу, – и приходите к Рейну. А потом вправо. Я приду вас провожать.

– Не надо, – он отмахнулся, – я найду.

Девочка ушла. В номере были кондиционер, крохотный телевизор и довольно широкая кровать. На кровати лежала папка, в ней – программа, пропуск участника мероприятия и листочек с приветственным текстом, начинавшимся словами «Добро пожаловать в Дюссельдорфе». Он быстро проглядел его, скомкал и кинул в мусорное ведро. Потом включил телевизор, пощелкал каналы, выкурил сигарету и, закрыв номер, в тесном лифте спустился вниз.

Улица действительно вывела к набережной – открылась засаженная деревьями просторная площадь с небольшой статуей в центре, спуск к воде, направо – проход под автомобильным мостом, и дальше – низкое круглое здание, Тонхалле.

Он не торопясь прошелся по залу. В проходах копошились работники сцены, молодые парни в черном – двое держали толстый оранжевый провод, идущий к сцене, один ползал по полу с трещащим рулоном изоленты и приклеивал провод к полу, покрывая его непристойную резиновую оранжевость неровными черными полосками. Четвертый, толстый, в белых штанах и футболке с надписью «Херта» 1 курил у микшерного пульта. На пульте стояла открытая бутылка пива, между затяжками он брал ее своей разбухшей безволосой лапищей за горлышко и с бульканьем опрокидывал в себя.

Писатель понял, что пришел слишком рано, еще никого нет и его здесь, конечно, никто не ждет. Он поискал глазами практикантку, не нашел и, круто повернувшись, направился к выходу. Было еще светло, он прогулялся по аллее до многолюдной площади, спустился на рейнскую эспланаду, прошел обратно, в сторону Тонхалле, прикуривая на ходу сигарету. На эспланаде клубился народ, кафе старались выставить свои столики поближе к воде, и все они были заняты: молодые широкоплечие парни со стрижкой ежиком сидели, пили пиво, что-то рассказывали, поощряемые смехом подруг – солярных блондинок с золотыми сережками в ушах или жгучих брюнеток, с сережками серебряными. Брюнетки были пополнее, некоторые в юбках, а загорелые ноги в черных босоножках они выставляли в проход. У некоторых на пальцах ног были серебряные кольца с камнями, на щиколотках поблескивали браслеты. Он скользил по ним глазами, отворачивался, затягивался сигаретой до першения в горле, поворачивался снова. «Лучше уж в Берлине! – думал он. – Там все бедные, все социалисты, нет всей этой золотой

Он наконец нашел лестницу, поднимавшуюся от эспланады вверх, на тротуар. Там он шел, втянув голову в плечи, многократно и растянуто отражаясь в витринах, со своими длинными волосами похожий на усталого спаниеля. В одной из витрин вместе с ним отразилась темноволосая женщина, поднявшая руку в приветствии. Обернувшись, он понял, что женщина здоровается с ним.

– Сюзанна?! – спросил он.

Маленькая женщина лет тридцати пяти в очках и с веснушками лучисто, по-немецки, улыбнулась.

– Hallo! – заговорила Сюзанна поцеловав воздух рядом со щекой писателя. – Es ist schOn, dass du da bist!