Джеми Аттенберг - Время повзрослеть

— Нет, и не знаю, смогут ли смириться с этим.

— Прискорбно.

— Разумеется, ситуация непростая. И, хотя тебе этого еще не понять, брак сам по себе сложная штука, — изрекла мама и принялась сосредоточенно разглядывать мои волосы.

Да вы только посмотрите на эту женщину! Говорить такие гадости, будто это в порядке вещей, абсолютно не задумываясь, а потом делать вид, будто у меня с прической что-то не так.

— Мам, то, что я не забочусь о собственном замужестве, вовсе не означает, что я не понимаю, как это происходит у других людей.

— Стоит озаботиться, ты еще молода. — Мама снова занялась изучением кончиков моих волос. — Хотя и не настолько, чтобы обходиться без витаминов, — добавила она, и тут началась служба.

Вступительное слово взяла племянница покойной. Она любила Бетси. Они с Бетси ходили по музеям; Бетси привела ее на первый протестный митинг; Бетси каждый год вязала ей теплые свитера, чтоб та не мерзла; Бетси выступала в роли воспитательницы и всегда находилась где-то рядом, — кроме тех периодов, когда она путешествовала по свету (что, разумеется, не возбранялось). Бетси ведь никому не была матерью.

— Только в прошлом году она ездила в Китай, — сообщила мне мама. — С группой туристов-социалистов. Она была в восторге.

Затем выступал крепко сбитый мужчина, проворный, как белка, с руками-щупальцами и собранными в хвост волосами. На нем были джинсовая куртка и рубашка, тщательно застегнутая на все пуговицы и заправленная в брюки защитного цвета. В руке он сжимал листы бумаги.

— О господи, — сказала мама.

— Кто это?

— Корбин. Первый муж Бетси.

Мы выслушали речь о ЦРУ, тайных заговорах, коррупции, заказных убийствах, нескольких президентах, современном состоянии гражданской активности, шпионских технологиях, а также о том, с какой храбростью и настойчивостью Бетси помогала оратору раскрывать правду, которая раскрывается сейчас и будет раскрываться всегда. Корбин посоветовал публике смотреть по сторонам со всей осторожностью, пробудиться и быть начеку, а в заключение добавил, что другой такой Бетси уже не будет.

— Как увлекательно, — заметила я.

— Он всегда был больной на голову, — ответила мама. — Конечно, про ЦРУ все чистая правда, но он все равно не в своем уме.

С передней скамьи на другом конце зала на меня пристально смотрел мужчина в мятом льняном костюме, который был явно ему велик. Он был старше меня, с аккуратной козлиной бородкой и завязанными в хвост волосами цвета подгнившего лимона. Один из маминых дружков прошлых лет, участвовавший в ее вечеринках. «Плохой человек», — промелькнуло у меня в голове. Это все, что мне удалось вспомнить. Плохой человек.

На кафедру поднялся Морти — второй муж Бетси. Во время речи он не скрывал своих слез. «Слишком, слишком рано», — начал он, и по толпе прокатился одобрительный ропот. Она всегда была рядом, как никто другой. Развод с ней стал трагедией всей его жизни, а то, что они остались друзьями, — благословением.

«Хорошее начало», — подумала я. Затем Морти в красках описал три отдельных эпизода борьбы с раком, два из которых едва не стоили ему жизни, полное выздоровление после каждого, потерю отца, потом матери, финансовые передряги, которые, к счастью, разрешились как нельзя лучше. И все же его жизнь, по сути, была борьбой, а Бетси всегда находилась рядом, поддерживая его.

— Спасибо Господу за Бетси, — добавил он в завершение.

— Он забыл упомянуть, что перетрахал половину медсестер, ухаживавших за ним во время болезни, — заметила мама.

— В таком случае зачем вообще ему дали слово? — возмутилась я.

— А как думаешь, кто все эти годы оплачивал счета Бетси, пока она маршировала, протестовала и занималась волонтерской работой? Он выписывал чеки на огромные суммы, стоило ей только попросить.

Я проводила Морти взглядом. Он слегка оступился, спускаясь с подмостков, и несколько человек в переднем ряду с готовностью вскочили с места, чтобы помочь ему удержать равновесие.

— Морти — отвратительный тип, — сказала мама. — Но он свое заплатил.

Мужчина с передней скамьи продолжал смотреть на меня. Боже, сколько ему может быть сейчас: семьдесят? восемьдесят? И как же его звали… Филипп, Фредерик, Фостер, Феликс? Точно, Феликс. Да я тебя до смерти затрахаю, Феликс.

На этот раз за кафедрой оказалась седовласая женщина в очках по имени Дебора — третья супруга Бетси. На ней было ведьминское черное платье с россыпью черных блесток, она обладала выдающимся бюстом — так и хотелось на него забраться.