Александра Маринина - Дорога

– Наверное, правильно. У тебя ничего не болит? Может, белочку позовем, у нее какие-то травки припасены, она бы тебе компрессы поделала. А?

– Не надо, я в порядке. Глаз только плохо видит, но это ничего, к завтрашнему дню отек пройдет.

– А что там, в этом двадцать четвертом января? – спросил Камень. – Почему туда такая большая очередь?

– Да ты что! Я же тебе тыщу раз рассказывал, там партконференция, на которой Ельцин выступил беспрецедентно резко и откровенно. Народ был в полном шоке! Ты меня еще спроси, кто такой Ельцин.

– Это я помню, он тогда стал первым секретарем Московского горкома партии. И вообще, не делай из меня идиота, вот ты сказал, что была партконференция, – и я все вспомнил. Теперь понятно, почему туда историки и политологи ломятся. Ну а юбилей-то ты видел?

– А то как же! – приосанился Ворон, стараясь занять такое положение, при котором Камню будет хорошо видно его ущербное, пострадавшее в честной битве правое крыло, но зато временно ослепший левый глаз не будет заметен совсем. – Значит, рассказываю про юбилей. Между прочим, я в той драке зря пострадал, день рождения у Головина двадцать седьмого, так что в двадцать четвертое можно было не лазить. От ресторана он отказался, и Любе пришлось на своих плечах вытаскивать три приема в квартире. Но, конечно, ей все помогали – и Тамара, и Леля, и даже Лариса. Бедная, как она металась по магазинам и рынкам, стояла в очередях за продуктами, таскала тяжеленные сумки! Шутка ли – семьдесят человек накормить! Хорошо еще, Аэлла подсуетилась с дефицитом, рыбки красной и белой достала, колбаски сырокопченой, икры несколько баночек, крабов, ну и еще кое-чего по мелочи, так что стол на юбилее был не стыдным. А Люба…

– Слушай, имей же совесть, – недовольно прервал его Камень, – я, конечно, понимаю, что ты любишь Любу и готов о ней часами рассказывать, но мы в данный момент смотрим про Головина и Тамару, нам важно знать, как прошла их встреча и чем она закончилась. А то, что Люба устала и измучилась, – это и так понятно. Давай ближе к делу.

– Если тебе не нравится, – начал было Ворон, но сразу же осекся и повел клювом слева направо. Он явно учуял Змея и готов был затеять скандал.

– Что ты клювом крутишь? Ну что ты крутишь? Опять будешь мне плешь проедать насчет Змея? Имей в виду, у тебя движение протеста, а у меня радикулит и подагра, и терпеть твои выходки у меня здоровья не хватает. Будешь выкаблучиваться – позову Змея и буду с ним сериал смотреть. Да, он плохо рассказывает, зато у него хороший характер.

Такого выпада Ворон не ожидал и стушевался.

– Ладно, ладно, чего ты, в самом деле, – пробормотал он. – Значит, Тамара с Григорием приехали, они поселились в гостинице, потому что у Любы места нет, а у отца пока еще неловко. Она старику позвонила, так, мол, и так, мы приехали, живем в гостинице, приказывай, когда и куда являться. Люба-то ей сказала, что праздновать будут три дня, но на какой день Головин старшую дочь с мужем планирует позвать – пока непонятно. Николай Дмитрич отвечает: двадцать седьмого, двадцать восьмого и двадцать девятого, три дня подряд будь любезна прибыть по своему прежнему месту жительства об руку с супругом к девятнадцати часам. Но если хочешь сестре помочь, то приходи пораньше. Тамара включилась в подготовку и каждый день вместе с Любой к восьми утра являлась к отцу.

– Погоди, а первый-то раз как они встретились? Что ж ты самое главное пропускаешь?

– Да ну, встретились – и встретились. Ничего интересного. Здравствуй, папа, – здравствуй, Тамара, добрый день, Григорий, спасибо, что приехали. Ни тебе объятий, ни поцелуев, ни слез, как будто вчера только расстались. У Головина характер. У Тамары характер. У Григория вежливость и деликатность. А у нас с тобой – черт-те что, даже всплакнуть не над чем. В общем, в тот момент ничего интересного не было. Интересное потом началось.

– Да не тяни ты! – раздраженно воскликнул Камень. – Вот же манера у тебя душу вынимать!

– Значит, в первый день Головин собирал коллег и соратников по МВД. Понаехали всякие большие чины, чуть ли не каждый на персональной машине с водителем, даже несколько министров автономных республик было. И вот тут оно и случилось.

Ворон сделал вид, что ему срочно нужно пригладить несколько перьев, выбившихся из хвоста, и Камень понял, что друг мелко мстит за недавний выпад насчет Змея.

– Хватит причесываться, ты и так красивый. Рассказывай, – потребовал Камень.

Ворон еще несколько секунд демонстративно наводил порядок в оперенье, дабы Камень полностью прочувствовал всю степень собственной зависимости от расположения рассказчика.