Елена Стяжкина - Фактор Николь

– Вы там все идиоты?

– Только мужчины. И это не там, а вообще – в Канаде. Но хочу тебе сказать, Оля, что в этой моей так называемой квартире, которую вы мне любезно сняли… Кстати, тут течет кран и плохо открывается окно… Но Книги мормонов тут почему-то тоже нет. А я уже к ней как-то привыкла… Ты не могла бы принести мне ее?

– Иди в жопу, – сказала я.

Это очень непедагогично. Раньше я рассказывала студентам о том, что дети видят в учителях священных коров. А недавно я от коров отказалась. Потому что сегодня многие учащиеся думают, что священные коровы – это такая специальная говядина, которую едят гламурные олигархи во главе с Ксенией Собчак (нужна ли и на нее звездочка-сноска или через сто лет она еще будет «живее всех живых»?). Сейчас я говорю, что дети видят в учителях бестелесных и неземных созданий. Дети думают, что учителя не едят, не пьют, не спят и, конечно, не ходят в жопу. Они из нее просто не вылезают. Но об этом я не рассказываю.

И о том, как мучительно жду звонка, как люблю каникулы и когда их забирают на медосмотры, я тоже не рассказываю. Я не хочу их расстраивать. Я – их. Они – меня. Мы похожи на супругов, которым нужно вместе дожить до перемены. И вернуться друг к другу после второго звонка.

Я уже давно не отвечаю на вопрос: «Зачем ты там работаешь, если…» После «если» варианты. От Романа: «…если основные деньги ты зарабатываешь в другом месте?» От Гриши: «…если ты не делаешь там карьеру?» От Миши: «…если им (студентам) все равно, а с каждым следующим годом будет все равнее и равнее?»

Есть варианты и от менее заинтересованных лиц. От нашего с Николь редактора Игоря Олеговича: «…если все это время ты могла бы спокойно спать дома?» От коллеги Ларисы Юрьевны: «…если здесь нет ни одного сто´ящего мужика, способного составить подходящую партию?» От хозяина автомойки: «…если эти подлецы могут в любой момент поцарапать тебе машину?»

Я не могу им сказать: «Ребята, я работаю из-за собак. И из-за Виктора Степановича (нашего завхоза, а не нашего же Черномырдина), который строит им будки. И еще из-за одной женщины. Она любит, чтобы ее называли тетя Света…»

Тетя Света – чудовище. Она гоняет преподавателей грязной тряпкой. Она экономит электричество. Заходит вечером в аудиторию, говорит: «Ишь какие…» – и выключает свет. Не весь. Тот, что над кафедрой, оставляет. Получается прожектор. Лектор и прожектор. Все остальные – в темноте. Еще тетя Света пишет анонимки и прикрепляет их кнопкой к студенческой стенгазете. В анонимках – все о наших грехах. Жаль только, что грехи наши – скучные. И студенты о них не читают. Они вообще не читают, потому что зачем?

А если тетя Света остается ночью на вахте, то все собаки – с ней. И они ведут себя очень культурно. И тетя Света, и собаки. Они не гадят, не бегают по помещениям, даже не едят. Просто спят в тепле. А утром все вместе делают вид, что незнакомы. И весной они делают вид, что незнакомы. Потому что весной у собак совсем другие проблемы.

В семь сорок пять Николь позвонила мне снова. Ей нужен был фен. Я разбудила Кузю. Ей все равно в восемь вставать – в институт. И перед первой парой она вполне бы успела забежать…

– Я сегодня жить не буду, – сказала Кузя.

– А когда?

– Не знаю. – Она отвернулась к стене. И сразу уснула. У нее был такой организм. В беде он не принимал только систему образования и все, что с ней связано. Учебники, например, конспекты… Лекции тоже не принимал.

Беды случались с Кузей часто. Поэтому теперь она думает, что Осло – это столица Испании, названная в честь осла Санчо Пансы. При этом я точно не знаю, разделяет ли Кузя осла и Санчо Пансу или считает их одним человеком с обидным прозвищем. Еще она думает, что правило буравчика – это способ получения денег от нефти. Сейчас так, кстати, многие думают. Отсюда вывод: беды в виде любви посещают не только девочек, но и мальчиков. Даже политиков и олигархов. И это хорошо.

Еще хорошо, что в первом классе организм Кузи был гормонально не приспособленным для страданий. Поэтому в него все-таки поместились буквы, счет, таблица умножения, кое-какие стихи, много английских слов и умение рисовать овраги в разрезе.

Я разбудила Мишу и велела ему отнести Николь фен. Он повел себя странно: согласился.

– Ты здоров? – спросила я.

– Да, – сказал он. – Только у меня плохие мысли. Я думаю, не обидится ли Марина, если я на ком-нибудь женюсь? Тем более что я же смогу приходить и ночевать, как обычно. И буду полностью участвовать, а?