— Оставь их, Рами, — попросил высокий, — дай людям добраться домой.
— Шабат шалом, — сказал Яаков и незаметно потянул Шимона за рукав.
— А ты знаешь, ведь Шимон прав, — заметила Мария, когда они остались одни.
Скамеек возле ее дома не было, и они устроились прямо на ступеньках. Улица уже совершенно опустела. Комендантский час.
— Теперь они нас всех уничтожат, — продолжала Мария.
— Кто — «они»? — машинально спросил Яаков, хотя прекрасно знал ответ, и ответ последовал мгновенно: — Как это — кто. Левые.
— Послушай, но все-таки есть разница, это Израиль и они тоже евреи, — Яаков не закончил фразы, потому что Мария вдруг резко отстранилась, выпрямилась и смотрела сейчас прямо ему в лицо. Даже в темноте он различил блестевшие в ее глазах слезы. — Как ты можешь… как ты можешь так говорить. Как ты смеешь их защищать. Ты же знаешь, что они убили Йони.
Яаков проглотил подступивший к горлу ком. Он не знал, что сказать. За все время, что они были знакомы, Мария в первый раз заговорила о своем брате.
Йони, самый старший в семье, после свадьбы поселился с женой в Кфар-Даром. Несколько лет у них не было детей, и когда жена Йони, наконец, забеременела, родители Марии, с нетерпением ожидавшие первого внука, вздохнули с облегчением. Но Йони так и не довелось увидеть своего ребенка. Арабы обстреляли его машину буквально у въезда в Кфар Даром, [8] Кфар Даром — еврейское поселение в районе Газы.
ему не хватило каких-нибудь ста метров, чтобы доехать до ворот. Это потом уже жители Кфар-Даром и Гуш-Катифа [9] Гуш-Катиф — полоса еврейских поселений в районе Газы.
начали ездить колоннами в сопровождении джипов и надевать в дорогу бронежилеты, да бронежилет и не помог бы Йони, он был ранен в голову. Рабин, как всегда, объявил, что не позволит боевикам ХАМАСа диктовать ход мирных переговоров, жизнь продолжалась по-прежнему, через несколько дней обстреляли очередную машину, на этот раз где-то в Шомроне. Через два месяца родился ребенок, девочка. Вдова Йони, несмотря на уговоры родных, осталась жить в Кфар-Даром и время от времени приезжала в Иерусалим на шабат. Когда Мария заявила родителям о своем решении жить на поселении, они сказали: — Только не в районе Газы, и она не настаивала. С братом Мария была очень близка, но никогда о нем не говорила, только как-то раз, когда они гуляли по городу, она повела Яакова в магазин игрушек на Яффо и после долгих колебаний остановилась на Барби в модном шелковом платье с оборочками. У Барби были широко раскрытые голубые глаза, из-под соломенной шляпки выбивались пышные золотистые волосы. — Завернуть, как подарок? — спросила продавщица, и Мария кивнула, а затем пояснила, обернувшись к Яакову: — Жена Йони приезжает на шабат.
Они вышли из магазина, и Мария долго молчала, а Яаков перебирал мысленно фразу за фразой, но так ничего и не сказал, только отметил про себя, что она сказала «жена», а не «вдова».
Теперь он снова не знал, что сказать, и, взяв ее руку в свои, осторожно поглаживал, ощущая кончиками пальцев тонкий ободок серебряного кольца. Мария даже не шевельнулась, она все так же смотрела ему в глаза и, когда снова заговорила, ее голос показался ему совершенно спокойным и каким-то бесцветным.
— Я видела его машину, — ее рука по-прежнему безжизненно лежала в его ладонях, и впечатление было такое, что голос доносится издалека. — Я видела его машину. Не сразу, а на следующий день, когда были похороны. Там спереди все было залито кровью. Я как будто видела, как она стекает со спинки сидения, каплями, каплями, вниз и наружу, и на стенке тоже брызги, и всюду бурые подтеки, даже на асфальте… Ты знаешь, я даже не заметила отверстий от пуль, хотя они, конечно, были, их не могло не быть, и расписки от этих… ну, хамасовцев, тоже не было, видимо, полиция забыла положить. Но мне не нужны визитные карточки убийц, я их знаю, и ты их знаешь. Йоси Харид — вот кто убийца, и Деди Цукер, и Ран Коэн, и кто у них там еще есть в этой их МЕРЕЦ, в Шалом Ахшав… Все, все, у всех руки в крови, а ты говоришь — евреи… Убийцы, они убийцы. Они с самого начала заявляли, что собираются нас уничтожить, и теперь уничтожат всех — вот увидишь. А ты говоришь — евреи, они тоже евреи…
Ее голос прервался, она вырвала руку и закрыла обеими руками лицо, так что он с трудом мог разобрать ее слова.
— Евреи… какие они евреи. Это Йони — он был еврей… Ты не знаешь… не знаешь, какой у меня был брат…
Яаков придвинулся ближе и обнял ее, в первый раз за эти полтора года, ее всхлипывания становились все реже и реже, проезжавший по улице джип направил было на них луч прожектора, но не остановился и поехал дальше.
Читать дальше