Впрочем, его, скорее всего, арестовали еще тогда, но, видимо, направили в другой лагерь, иначе они наверняка оказались бы в одном караване.
Яаков неожиданно вздрогнул, как от удара. Левицки. Ну конечно. Шимон Левицки. Вот где он слышал эту фамилию: Двенадцать лет в стране. Развелась в Иерусалиме. Это могло оказаться просто совпадением, но Яаков почему-то был уверен, что это она. И потом, жена Шимона работала врачом.
Он поднял глаза. Перед ним сидела женщина уже не первой молодости. Набрякшие веки, складки в уголках вокруг рта, синеватые прожилки вен на ногах. Она была лет на десять старше его и, соответственно, на пятнадцать лет старше Марии.
Видимо, она что-то заметила, потому что смотрела на него с удивлением.
— У меня был друг в Иерусалиме, — сказал Яаков, — Шимон Левицки.
— Да. — Она убрала руку, и в глазах у нее появилось напряженное выражение.
Это действительно была она. Яаков не ошибся.
— Ну, и где же вы познакомились. — Она поднялась с кушетки и направилась к столу.
— Мы работали в одной и той же школе.
Она уже сидела на своем месте и перебирала какие-то бумаги. Ничего особенного. Просто врач в конце приема.
— Вот как, в школе. И кем он там работал. Сторожем, конечно.
— Почему же сторожем, — Яаков искренне удивился, — он преподавал. У него был прекрасный иврит.
Она пожала плечами.
— Интересно, как он мог преподавать в школе. У него же не было никаких документов. Впрочем, у религиозных это не проблема. Кто носит кипу, тот и преподает. Этого достаточно.
Яаков промолчал. Его снова знобило, и он понимал, что теперь наверняка придется выходить на работу.
Но справку она все-таки дала.
Дождь утих и только отдельные капли время от времени ударялись о крышу каравана. Яаков натянул на себя спальный мешок, укрылся с головой и повернулся к стене.
Когда он проснулся, было уже совсем светло. Дождь прекратился, и солнце било ему прямо в глаза. В комнате никого не было. Яаков огляделся по сторонам, не понимая, как это он проспал сирену, и почему его не разбудили охранники или соседи по каравану. Тут он заметил, что матрасы и спальные мешки в беспорядке разбросаны по полу, хотя, по инструкции, их полагалось перед выходом на работу аккуратно сложить в углу. Что-то явно случилось, пока он спал, но спросить было некого, а выходить из каравана не хотелось, чтобы не разрушить блаженную иллюзию чудом обрушившихся перемен. Всякий раз, когда что-нибудь непредвиденное нарушало рутину их существования, они начинали надеяться — на чудо, на восстание, на переворот, на смерть Харида, наконец, — и всякий раз их ожидало разочарование. Как-то раз, прошлой зимой, их не разбудила утром сирена, время шло, а охрана даже не заглядывала в караван. Может, им не до нас, — высказал в конце концов всеобщую затаенную надежду Зеэв, — может, их отправили в Иерусалим на похороны Харида. Но чуда, разумеется, не произошло, оказалось — просто неполадки с электричеством. Как бы то ни было, Яаков спешить не собирался. Если потребуется, они за ним сами придут. Он расчистил место на полу, достал из шкафчика мешочек с талитом и тфиллин и не торопясь, как когда-то, в прежние времена, принялся читать шахарит. [12] Шахарит — утренняя молитва.
Выглянув на улицу — если, конечно, можно назвать улицами узкие проходы между установленными в несколько рядов караванами —, Яаков убедился, что на этот раз что-то все-таки произошло. Вокруг было полно солдат, как будто ночью Нецарим-2 кто-то взял штурмом. Магавники, [13] Магавники — солдаты пограничных войск, выполняющие в Израиле также функции охраны внутреннего порядка.
— подумал было Яаков, привычно отказываясь верить в невозможное, — наверное, переводят в другой лагерь, — но тут же различил коричневые береты Голани [14] Голани — отборные части израильской армии.
и понял, что нет, не магавники. Один из солдат, совсем еще мальчик, притянул его к себе и с треском оторвал пришитый к куртке лоскут с лагерным номером.
— Все, — крикнул он, заметив изумленный взгляд Яакова, — все кончилось. Возвращаемся домой.
— Откуда вы. — спросил Яаков. Он, конечно, хотел спросить, как они сюда попали, эти мальчики из Голани, и что все это значит, но почему-то не мог сформулировать толком ни одной фразы.
— Из Сирии, — ответил солдат, и прежде, чем Яаков успел прийти в себя, добавил, — у тебя, наверное, нет сигарет.
— Да я не курю, — начал было Яаков, но солдат уже растворился в толпе, а он так и остался стоять с пачкой «Мальборо» в руке.
Читать дальше