Д'Арси Найленд - Ширали

Первым зашевелился Маколи. Он подполз на четвереньках к кровати и взобрался на нее. Распрямившись, вытянулся. Сел. Хотел ощупать пальцами лицо, но отдернул руки: ему показалось, что они притронулись к лицу прежде, чем успели до него дотянуться. Левый глаз видел только то, что впереди, казалось, что на него надели наглазник. Чтобы увидеть в зеркале лицо, Маколи пришлось повернуть и голову и шею. Пошатываясь, направился он к зеркальному шкафу. Навстречу ему двигался человек с совершенно незнакомым лицом. Он вгляделся в него пристально, вертя головой то вправо, то влево.

Смыв с лица кровь и причесавшись, он не стал пригляднее. Наоборот, теперь он выглядел еще уродливей, ибо с каждой минутой становилось заметнее, как сильно он изуродован. Сейчас уже и на правом глазу появился «наглазник». Но узнать себя было вполне возможно. Он надел свежую рубашку. Старательно счистил пятна крови с костюма. Увязал в бумагу сверток и уже собирался выйти, как вдруг заметил двух своих противников. Бояться их теперь было нечего. Высокий парень с крутыми плечами лежал, опираясь затылком о плинтус. Недомерок распростерся у изголовья кровати с вытаращенными глазами и застывшим в ужасе лицом. Зажал между ногами руки - видно, Маколи крепко саданул его в пах.

Маколи спустился по лестнице и вышел в полутемный холл. Что-то мелькнуло в полумраке, он инстинктивно обернулся, затем бросился в ту сторону и железной рукой пригвоздил к стене тревожно заюлившего Донни. Тот был изумлен, увидев вместо своих наймитов Маколи, так изумлен и застигнут врасплох, что невольно прижался к стене; но вскоре его растерянность сменилась испугом.

- Ты погоди, погоди, - лепетал он, облизывая губы, - это ведь не я придумал…

Маколи притянул его к себе рывком. Донни поднял вверх руки.

- Ну, не надо! Не надо!

Маколи продолжал держать его за ворот и в упор глядел ему в лицо.

- Нет, - пробормотал он. - Я тебя не трону. - Ты - единственное, что осталось у нее. Прямо скажем - не богато.

Он снова притянул к себе обомлевшего, трясущегося Донни.

- Смотри во все глаза, - сказал он. А потом опиши ей все, что увидел. Все в точности опиши. Может, ей это пойдет на пользу. Может быть, она совсем угомонится.

Он выпустил из пальцев скользкий шелк рубашки. Донни Кэррол шмыгнул в сторону и убежал.

На поезд Маколи не опоздал. Он устроился в багажном вагоне и растянулся на нарах, прикрыв лицо газетой. Большую часть дороги он ехал один. В Коффс-Харбор у него появился попутчик, молчаливый щекастый мужчина в круглой шляпе, с портфелем в руке. Он как зачарованный уставился на Маколи. Маколи осведомился, не завидует ли тот ему, ибо в этом случае, пообещал он вновь прибывшему, он запросто доведет и его физиономию до такой же кондиции. Попутчик добросовестно старался не глядеть в сторону Маколи, но это оказалось свыше его сил.

Часов в двенадцать дня Маколи подошел к больнице. Сестра в ужасе побежала за доктором. Фицморис, которому не удалось скрыть свое замешательство при виде Маколи, пустился в расспросы. Но Маколи его оборвал.

- Я знаю, что похож на мартовского кота после драки. И вы это знаете. Так о чем тут говорить? Скажите, что с ней?

- Вам ведь надо все начистоту, - сказал Фицморис. - а я и сам не знаю. Приближается кризис. Если он минует благополучно, крепкой и здоровой она уже не будет, но на ноги мы ее поставим.

- Что значит кризис?

- Представьте себе нитку, - ответил Фицморис. - Смерть тянет ее за один конец, жизнь - за другой. Это и есть кризис. Все, что могли, мы сделали. Больше мы ничего не можем сделать. Теперь все зависит от нее.

Все зависит от нее - от крохотного комочка плоти и крови, - сердчишко - не крупнее, чем двухшил-линговая монетка, на пояс ей браслетку надеть можно, шейку - двумя пальцами одной руки обхватить.

Сестра вручила Маколи два письма и небольшой пакет, завернутый в газету. Она сказала, что его оставил какой-то старик. Маколи ушел в парк, выбрал безлюдное местечко и прочел письма. Одно из писем, с вложенной в конверт синей пятифунтовой банкнотой, оказалось от Красавчика Келли. Келли писал, что узнал обо всем из газет, надеется, что мерзавца поймают, желал Маколи всего доброго и полагал, что приложение к письму ему как-нибудь пригодится. В постскриптуме он добавлял:«Ты будешь смеяться, но я снова на колесах». Второе письмо было от Лили, полное тепла и сочувствия. Он развернул пакет. Там оказалась пачка тонко нарезанного табака. На клочке бумаги нацарапано карандашом:«Я проходил в этих местах, когда услышал. Очень сожалею. Не вешай нос. Она ищо маладая, поправится. Возвращаю долг. Я никакой-нибуд прищалыга. Сэм Байуотер».