Д'Арси Найленд - Ширали

- Да, я понимаю твои чувства, - сказал Келли.

И тон, которым он это сказал, заставил Маколи посмотреть на него более внимательно: на пробивающуюся на висках седину, на складку кожи под подбородком, мешки под глазами и пока еще мало приметный красновато-коричневый оттенок кожи. Он снова увидел быстрые, суетливые движения его рук, нервный, чуть рассредоточенный взгляд, и вдруг все то, что он смутно почувствовал, как только вошел в этот дом, вылилось в определенную форму. Он понял, что на этом покрытом морщинами лице лежит отпечаток нездорового образа жизни. Перед ним сидел пьяница. И не просто пьяница, который ходит шатаясь, гримасничает и говорит заплетающимся языком, а добравшись на четвереньках домой, падает в постель, не сняв шляпы. Перед ним сидел законченный закоренелый пьяница, хронический алкоголик, все тело которого, как губка, было пропитано спиртным, который, когда чувствовал, что губка хоть немного просыхает, должен был снова смочить ее. Он знал, что получается, когда в губку попадает больше жидкости, чем она в состоянии впитать. Жидкость уносит человека в заоблачные высоты или швыряет в пропасть, и в том, и в другом случае вызывая у него безумие.

- Сложное у тебя положение, Мак, - рассуждал Келли, искренне обеспокоенный. - Хотел бы помочь, да только не знаю, что, кроме крова, могу предложить. - Он вдруг повернулся. - Почему бы тебе вообще не поселиться здесь у меня? Я был бы только счастлив…

- Нет уж, это моя и только моя забота, - покачал головой Маколи. - Позволь мне самому что-нибудь придумать. Послушай, ты когда должен быть на работе?

Келли посмотрел на свои наручные часы.

- Мне уже пора. - Одним глотком он опорожнил стакан. - Надеюсь, ты не обижаешься? вечером увидимся.

- Я, может, схожу навестить мисс Таузи, - сказал Маколи, стоя в дверях и опираясь о косяк.

- Ее сейчас нет дома, - ответил Келли, усаживаясь на велосипед. - Она у священника. Занята там по хозяйству. Ну, я поехал, и, пожалуйста, не делай ничего такого, чего я бы не стал делать, - добавил он с улыбкой.

- Хочешь, чтобы я сидел сложа руки? - крикнул ему вдогонку Маколи.

Он следил за Келли, пока тот не скрылся из виду, и потом еще добрых пять минут смотрел вслед. Затем повернулся и, войдя в дом, задумчиво оглядел комнату.

Все в ней, показалось ему, было перевернуто вверх ногами, отражая душевное состояние хозяина. Пол был грязный, с засохшими пятнами от чего-то пролитого, в окурках от раздавленных ногой сигарет. Ножки стола стояли в консервных банках, наполненных водой. Крышку стола тоже следовало помыть. Полка над плитой была до потолка забита всякой всячиной, в том числе там были старые шляпы, старые резиновые сапоги и женский зеленый зонтик. А банки, которым полагалось стоять на полке, валялись на холодильнике, что стоял возле окна на сделанном из трехслойной фанеры ящике из-под чая. Осела кирпичная ниша, поэтому покосилась и плита. Верх ее был покрыт толстым слоем серого пепла. Кровать, по-видимому, застилали не чаще одного-двух раз в неделю. Даже будильник, стоявший на полу возле кровати, пьяно припадал на одну ногу и тикал как-то одурело.

Маколи покачал головой. Он прошел через маленькую переднюю к задней двери. Заглянул в комнаты по обе стороны передней. В одной была двуспальная кровать с пыльным покрывалом, дешевый комод и хрупкий на вид кремового цвета туалетный столик. Зеркало тоже было пушистым от пыли. Во второй комнате валялся один хлам.

Он вернулся в комнату, где Келли, по-видимому, проводил все время, и, сняв пиджак, развел огонь в плите, развязал свой свэг и развесил одеяла и вещи сушиться. Потом подмел пол,плеснул на него водой и щеткой погонял по нему мыльную пену. Затем переменил воду в консервных банках, отскреб крышку стола и, выровняв календарь на стене, оторвал все ненужные листки.

Потом он сел и свернул самокрутку. В глазах его горела грусть.

Пострел проснулась и привстала на подушках, разгоряченная, со спутанными от сна волосами. Она немедленно окликнула отца. Где он? Он не ответил, и она крикнула еще раз. В ее голосе звучала нотка страха.

- Я здесь, - ответил он от двери в переднюю.

Она подняла на него робкий взгляд, потом свесила ноги с кровати и, прижимая к себе Губи, принялась раскачиваться и что-то мурлыкать. Она чихнула, закашлялась и снова замурлыкала.

- Лучше пойди вон туда и умойся, - сказал Маколи. - Это тебя освежит.

- Хорошо.

Он слышал, как она чихала, кашляла и плевалась:. Когда она вернулась, она казалась более оживленной и начала было болтать. Но быстро угомонилась и, пока Маколи брился, сидела тихо, баюкая Губи.