Анатолий Макаров - Человек с аккордеоном

— Очень красивая? — протирая глаза, с надеждой заинтересовался Соколовский. Саня улыбнулся, то ли наивности вопроса, то ли недавним своим впечатлениям.

— Я не могу этого объяснить. Наваждение, сон, материализация мечты… И где? В нашей обители. — Он опять улыбнулся и опять неясным, но пренебрежительным жестом руки обвел комнату.

— Я вас поздравляю, — возвратившийся в комнату Баркалов покрутил у виска растопыренной пятерней и кивнул в сторону Сани. — Наш общий друг, как это ни прискорбно, того… — он протяжно и уныло свистнул. — «Женщина, женщина», там ни курицы, ни птицы нет, а не только что женщины. Дожили, нечего сказать.

— Галлюцинации, — печально вздохнул Леня Беренбаум. — Сны наяву. Я знаю, я читал. Синдром переутомления.

— Не переутомления, а воображения, — Алик Гусев похлопал Саню по плечу, — старина, ты как хочешь, а я тебя предупреждал. Фантазии, мечты и звуки — все это очень хорошо, даже замечательно до определенного возраста. А потом, извини, конечно, это уже действует на окружающих.

— Еще как действует. — Соколовский расстроился чуть ли не до слез. — Вы только подумайте, растолкал, разбудил, наплел черт знает что, «явление», «наваждение»…

Отец, натягивая неизменную свою гимнастерку, снисходительно улыбнулся.

— Что-то ты, по-моему, чересчур переживаешь.

— И переживаю, — с вызовом заговорил Соколовский, — потому что это хамство — будить товарищей таким предательским способом, есть вещи, которыми не шутят, пора бы это знать. За такие штучки в старое время, не знаю, что делали, на дуэль вызывали…

— Здравствуйте, — на пороге стояла молодая женщина. Она стояла в снопе света, пробившегося сквозь полутемное пространство сеней, и оттого появление ее сопровождалось живописным эффектом — рассеянными бликами солнца, легкими тенями, рябью листвы.

— Здравствуйте, — по-прежнему сидя, ответил Саня, — они уверяют, что вы мне приснились.

— Я не приснилась, — ответила женщина неожиданно низким и потому трогательным голосом, — я приехала. Только сначала все вы спали, и я не хотела вас будить. А потом услышала голоса и поняла, что вы проснулись.

К этому мгновению все уже поднялись на ноги, и Соколовский, которого никто не облекал особым доверием, выскочил вперед. Он боялся, что все происходящее — недоразумение, заблуждение, ошибка и вот сейчас вес выяснится, и нежданная гостья исчезнет так же незаметно, как появилась, растворится в потоке предзакатных лучей и исчезнет, пропадет, будто ее и не было. И потому надо было наступать, захватывать позиции, очаровывать, использовать щедрую ошибку судьбы.

— Мы очень рады, — спешил Соколовский, — вы просто представить себе не можете, как мы рады. Вы не обращайте внимания на их странные лица, они до смерти рады вам, просто не пришли еще в себя, поскольку все так неожиданно и чудесно.

Женщина улыбнулась. У нее оказалась улыбка, которая содержит в себе нечто большее, нежели просто движение губ, легко было поверить, будто вокруг что-то меняется от этой улыбки, что-то возникает, чему нет точного названия, но что ощущается мгновенно и непосредственно. Соколовский воодушевился, готовый зачесть такое явление в число своих трофеев, но его перебил Баркалов.

— Вы слышали? — он взывал ко всей компании. — Обратите внимание, как он нас рекомендует: «странные лица». Своих лучших друзей. Это у него самого, — теперь Баркалов смотрел незнакомке прямо в глаза, — как вы могли заметить, простите не знаю, как вас зовут…

— Наташа.

— Наташенька, очень приятно. Меня зовут Дмитрий, легко запомнить, царевич Дмитрий, Лжедмитрий, сплошные исторические параллели. Так вот, именно у этого типа, — Баркалов покровительственно опустил Соколовскому руку на плечо, — как вы могли заметить, странная физиономия: то ли разжалованного гусара, то ли сентиментального алкоголика. А остальные лица, будьте объективны, просто светятся интеллектом. Свинарник, знаете ли, к этому обязывает. Мы, видите ли, строим здесь свинарник, вам об этом еще не говорили?

— Говорили. — Наташа засмеялась так звонко и счастливо, что в этом ее смехе незаметно растворилось взаимное первоначальное отчуждение. Теперь уже вся компания, не стесняясь, окружила Наташу, даже Отец, такой сдержанный в разговорах о женщинах, без которых не обходился в отряде ни один вечер, целомудренный Отец и тот стоял тут же и произносил какие-то необязательные светские слова. Один лишь Саня не сходил с места, поверх чужих плеч, меж затылками, гривами и бородами своих верных друзей он видел ее глаза, ее смеющиеся яркие губы, и предчувствие, закравшееся к нему в грудь полчаса назад, становилось неясной тревогой. Он суеверно ждал, что она скажет сейчас нечто очень важное, он был почти уверен в этом и старался теперь уловить в ее глазах суть этих будущих слов, чтобы, по крайней мере, вышло не так уж обидно.