Михаил Лифшиц - Почтовый ящик

Сережа по молодости лет очень испугался. С ним беседовали. Один говорил, что его поступок – непростительное разгильдяйство. Второй говорил, что это – преступление. Сережа просыпался по ночам в холодном поту и думал, посадят его или только выгонят с работы.

Однако, во-первых, ревнивого соавтора у Сережи не было, наоборот, был начальник, который его ценил и защищал. Во-вторых, в письмах действительно не содержалось недозволенной информации, если очень не стараться за уши притянуть. Поэтому дело кончилось выговором в секретном приказе, хотя Сережа был автором писем, а тот, пострадавший молодой энтузиаст, – только получателем. С приказом Сережу ознакомили под расписку. Кроме Сережи приказ читали еще пять человек начальников разного уровня. Никаким другим наказаниям, вроде лишения квартальной премии, Сережа не был подвергнут. И хорошо.

Чтобы не волновать жену и ее родителей, Сережа ничего не рассказывал дома про эти перипетии.

Сережу разбудил чей-то назойливый голос над ухом, повторявший одно и то же снова и снова.

– Алик, где она?…Алик, я умираю…

Сережа полежал с закрытыми глазами, пытаясь сообразить, где он находится, и откуда этот противный голос. Ничего не вспомнил и открыл глаза. Виднее не стало, тьма кромешная. И опять:

– Алик, где она?…Алик, я умираю…

На этот раз в ответ раздался раздраженный шепот.

– Отстань, нет ничего.

– Алик, я знаю, ты оставил…

– Отстань, паразит, люди спят.

– Алик, я не могу, я умираю…

«Я в колхозе», – вспомнил Сережа. Действительно, он спал на кровати в физкультурном зале сельской школы. Рядом спали, а вернее проснулись и зашевелились, еще тридцать мужиков.

В колхоз поехали на две недели, «на картошку». Работа была известно, какая. Инженеры собирали выкопанные трактором клубни в широкие корзины с двумя целыми или отломанными ручками, ссыпали картошку из корзин в мешки, завязывали мешки и грузили их, когда подтаскивали тракторную тележку.

Их лаборатория подготовилась к поездке, как всегда, очень хорошо – народ походный. Взяли с собой каны, такие высокие и узкие котелки с плоским дном, костровое оборудование, специи, даже соль. Каждый вечер, на зависть неподготовленным, устраивали костер, варили картошку то в мундире, то чищеную. Пару раз пекли, но молодая печеная картошка не очень-то, отварная лучше. Водочки тоже взяли, чтоб не местный сиводрал пить. Ну, и все шло как по маслу. В обеденный перерыв где-нибудь в стогу по чуть-чуть, под сырок с хлебушком. Вечером уже по-настоящему: наварят картошечки, расстелят телогрейки, сена подложат, чтоб не на земле. Валера Полоскин на гитаре играл, все пели, есть музыкальный слух или нет, все равно пели… Истории всякие текли.

Валентина Михайловна рассказывала, как по неопытности выкинула в урну корешки от спецблокнота. Сдала блокнот в машбюро. Там все листочки оторвали, а на корешках расписались. Листочков чистых не осталось, вот Валя и выкинула корешки. Многие эту историю уже раз десять слышали или даже помогали Валентине Михайловне выброшенные корешки из урны добывать. Но слушали с удовольствием, в свете костра видны были улыбающиеся лица. Следили, улавливает ли молодежь смысл истории, совсем зеленым объясняли, что такое спецблокнот и где там корешки.

Царьков рассказывал, что был у них Тимур Кабирович, кандидат наук, «татарин, но хороший человек». Теперь ушел в учебный институт преподавать, работает три раза в неделю по шесть часов и удивляется, как раньше выдерживал режим «ящика», а своих бывших сослуживцев считает мучениками. Царьковские истории все одинаковые. Кто-то ничего не делает, но много получает, у другого жена в райкоме, одной икрой питаются. Еще обязательно нужно, чтобы был еврей или татарин, а жил хорошо, не то что мы, дураки. Слушали и Царькова, пусть болобонит.

Костер угасал, народ блаженствовал. Сережа отходил в сторону, находил стог, ложился на спину и смотрел на звезды. Сколько же в небе спутников! Вот разлетались… Сереже было лет шесть или семь, когда в Читинской газете напечатали, в какое время и в какой стороне на территории области будет виден спутник. Они с отцом подготовились, взяли компас, фонарик и пошли поздно вечером в степь за поселок смотреть на спутник. Еле нашли на небе эту бегущую звездочку. А теперь спутники летают, как мошки. Надо будет Генке показать. Не сейчас, конечно, маленький еще…

Все шло по графику, но вдруг вчера объявили, что время пребывания в колхозе сокращается, и назавтра назначили отъезд. Не везти же назад! Вот вчера и добили запас, употребили сверх нормы. Альберт Тарасович эти дела знал и бутылку заначил на утро, подлечить, кого потребуется. Но Дмитрий Иванович, пожилой старший техник из другой лаборатории, не мог терпеть до утра.