Станислав Буркин - До свидания, Сима

Приготовив себе яичницу с ветчиной, я насладился ею до безобразия. Мне хотелось петь от удовольствия. Я взял гитару и стал бренчать, как мне казалось, что-то совершенно новое. Это было нечто мощное и обещало мне славу и несметные прибыли. На все остальные вещи, которые я когда-либо сочинял, мне было уже наплевать. И вот, весь еще трепеща от вдохновения, я плюнул на все телефонные счета и позвонил другу в Томск.

— О! Привет, Саня! Как дела? — обрадовался он.

— Заткнись и слушай, — сказал я, устроил трубку на столе и сыграл перед ней свою психоделическую эврику. — Ну что скажешь? — спросил я залихватски.

— Я не очень-то тащусь от «Пинк Флойд», но все равно, зачем так коверкать «Дивижен Белл»?

— Козел! — сказал я и положил трубку.

Положил, потому что клал я на всех, кто говорит: «Зачем нам второй этот, зачем нам второй тот». Все великие на кого-то похожи. Хотя бы в том, что талантливы. А если талантливы, то и подражание не станет плагиатом. В классическом образовании подражание было долгом каждого. Если человек талантлив, он перемалывает все, с чем столкнулся, и превращает это в удобрение своего личного творчества.

После какого-никакого примирения мы с женой поехали в ЮАР на недельку-другую и провели изнурительные наполненные поэзией деньки на берегах Лимпопо. В первый же день мы бросили свою туристическую группу и в столице ЮАР Претории через моего знакомого оператора прилепились к польской съемочной группе, отправлявшейся делать фильм о национальном парке.

Специалист по питанию пан Збигнев взял меня в подмастерья, чем я был очень польщен и благодаря чему научился всякой полевой всячине. Медсопровождение состояло из двух девушек по имени Крыся и Малгоша. Мал, да удал, так как последняя была беременная, а Крыся была сплетницей и всюду совала свой нос, пока ее какая-то ядовитая муха не укусила. Кроме того, у них имелся собственный капеллан — прыщавый отличник-очкарик, с чем-то похожим на сжатый кулак лицом.

Оператора я по пьяни подговорил добавить в фильм эпизод с диким пустынником. Мы с ним всю ночь пролежали в засаде из жестколистых кустарников, подстерегая леопарда, но леопард в этот раз почему-то не приходил, а мы уже были вдребезги пьяные. Вот я и предложил дурака не валять, а включить в фильм одичавшего до безобразия монаха-пустынника.

— Как это? — опешил оператор, не веря своим ушам.

— Очень просто, — ответил я. — Один из нас придет на водопой, а другой его снимет. Так что и нас похвалят, и людям будет что посмотреть.

Дариуш минут пять грузился, но потом серьезно сказал:

— А как они выглядят?

— Худые и голые как Маугли. Передвигаются по-обезьяньи и постоянно крестятся.

— Ты не похож на Маугли.

— А кто сказал, что я буду пустынником? Ты щуплый, тебе и идти, а я поснимаю.

Через полчаса, после тщательной подготовки и трех репетиций, у вод ручья появилось нечто доселе невиданное на просторах Черного континента. Пришел он на четвереньках, опасливо оглядываясь, громко урча и сопя. Получалось у него изумительно. Он был весь вымазан в грязи, которая в зеленоватом изображении ночной съемки превратилась на нем в белесые пятна. Его коротенькую бородку пришлось увеличить илом до жуткой бородищи. Кроме того, он носил дреды, и чтобы их замаскировать, я намазал их илом с соломой и поставил как венец у статуи Свободы.

Приникнув к воде, он начал лакать, загребать воду пригоршней и сам с собой тихо разговаривать.

— Что это? Я, кажется, что-то проспал, — сказал я шепотом, имитируя собственное подползание, и злобно цыкнул на себя от лица оператора.

Отшельник утолил жажду, еще немного побулькался и начал отступать к зарослям.

— Уйдет! Уйдет! — зашипел я. — Чего ты лежишь? Скажи ему что-нибудь!

В последний момент я не выдержал и окликнул небожителя:

— Постойте!

Дикарь замер, потом медленно повернулся в мою сторону.

— Ду ю спик инглиш? — спросил я его с торжественным придыханием.

— Православный я! — округло откликнулся последователь Марии Египетской.

Тут-то леопард и ударил его лапой по заднице. Пустынник охнул и побежал по мелководью, разбрызгивая воду и безбожно матерясь на всю саванну. И вот он бежал на меня с неподобающими для инока воплями и вел за собой грозного хищника, так что мне ничего не оставалось, как поднять ружье и в них пальнуть.

Пуля оцарапала оператору ляжку с внутренней стороны и, очевидно, задела кошку, потому что она, как-то странно подпрыгивая, ускакала обратно в заросли.