Анатолий Жуков - Голова в облаках (Повесть четвертая, последняя)

— Прискорбно это, но понять можно. Вы вот всю жизнь его по кличке зовете, а то и вовсе без лица — дядя, дедушка, старик. И только потому, что в молодости еще схоронил он любимую супругу свою и больше не женился, не блудил беззаконно и жил по христианским заповедям, вы прозвали его Монахом. А когда он не захотел переселиться с вами на место новой Хмелевки и остался в своем доме на одиноком острове, вы нарекли его чужестранным именем Робинзон. А этот Монах-Робинзон с детства на вас работает, с совестью своей сроду в сговор не вступал, каждую божью тварь-скотинку, каждый кустик и деревце бережет пуще глаза своего.

— А людей не любит, — не отступила Юрьевна. Отец Василий укорчиво покачал головой.

— Нe судите и не судимы будете. Поспешный же суд есть всегда суд неправедный. Вы же знаете, божий мир велик и прекрасен, Федор охраняет его от нас, от нашего неразумия, алчности, прихотливости. Для кого бережет? Да для нас же, о нас он беспокоится, о нашей пользе.

— Если бы он думал о нашей пользе, против машин не выступал бы. Сеня вон совсем другой человек, а он и против Сени настропалился. Скажи, Веткин?

— Не скажу, Юрьевна. Монах, он не столько против машин, сколько против вреда от наших машин. А мы с Сеней имеем к технике прямое отношение и, значит, виноваты. Ну, а что касается человеческой природы, это вопрос сложный и не очень оптимистический, по-моему…

Отец Василий не согласился с Веткиным, и они заговорили о человеке и грешной жизни, а эта тема задержала ил в беседке надолго.

Родилось что-то великое, и это великое было наречено кратко:

МГПД — механическая грузопассажирская дорога. Сеня зачарованно глядел на белую больничную стену, как на экран, и видел всю свою дорогу в цветных панорамных картинах родного района, затем области, потом Российской Республики, всей Советской страны. Объемные картины, крупномерные. И сначала стоп-кадрами, которые Сеня придирчиво рассматривал и мысленно зачеркивал неудачные детали, исправлял, дополнял. Когда предварительная корректировка закончилась, стоп-кадры ожили, и он увидел своё изобретение и действии на знакомой местности Хмелевской округи, потом на рельефных картах области, республики, страны.

Конечно, общесоюзные, республиканские и областные карты с действующей на них моделью механической грузо-пассажирской дороги были привлекательны своей масштабностью, но они давали только самый общий план и слишком походили на плакат с кругами кровообращения. Затокартина живой местности района, с невиданными до сих пор самодвижущимися дорогами была удивительной. Сеня видел сразу весь район, а крупный план давал ему сильно увеличенные фрагменты картины, на которых можно было узнать людей, рассмотреть грузы, детали двигателей и шум работающих на дороге моторов. В общем, несильный шум. Можно было даже поговорить.

— Шатунов! Как слышишь меня?

— Привет, Сень! — Витяй высунулся из стеклянной операторской будки рядом с дорогой. — Здорово ты придумал, старик, модерново, котелок у тебя варит. Теперь туг красотища: ни машин, ни шоферов, ни ГАИ…

Да, теперь тут была лишь магистраль, большая дорога, но двухрядная эта дорога двигалась сама в обоих встречных направлениях, связывая все села, усадьбы совхозов и бригадные деревни района. А от Хмелевки такая же самодвижущаяся ветка, с грузовыми и пассажирскими рядами шла на областной центр, сливаясь на середине пути с «дорогой» соседнего Суходольского района, а от областного центра — на Москву…

Но тут надо не только снять кавычки с «дороги», но как-то изменить и само это название, поскольку место дороги заступил транспортер. Движение этому скоростному транспортеру (скорость его при необходимости можно менять в самом широком диапазоне) сообщали двигатели тех автомобилей, грузовых и легковых, которые еще вчера бегали по старой дороге. Переоборудовать их для стационарной работы — дело не сложное, любой сельский механизатор сделает.

И вот на картине видно, как магистраль (может, так и назвать — МГПМ: механическая грузо-пассажирская магистраль?), подобно большому кругу кровообращения, обслуживает жизнь всего районного организма, прокатывая на себе в оба конца грузо-пассажирские потоки, необходимые для его жизни. Очень надежно, даже красиво. Потому что нет ни беспорядочного снования разнокалиберных машин, ни пыли и бензино — резиновой вони, ни рева перегруженных двигателей. Спокойно, размеренно, плавно течет равнинная река грузов, а параллельно ей на пассажирской ленте сидят на складывающихся лавочках люди. Ни сутолоки, ни давки, как сейчас в автобусах. Будние дни еще терпимы, а в субботние, когда труженики едут в город, тебя не только изомнут без всякой вежливости, но и оставят без пуговиц, с оторванными рукавами одежды.