Олег Нестеров - Юбка

Зачем?

Лени и так пришлось нелегко – все эти годы она только и делала, что отвечала: за то, что было, и за то, чего не было.

Лишь однажды она не выдержала.

В самом начале 70-х ей позвонили из Лондона. Попросили сфотографировать для «Санди Таймс» Мика Джаггера.

– А кто такой Мик Джаггер? – спросила Лени.

– О, вы не знаете, кто такой Мик Джаггер? Но вы ведь наверняка слышали о «Роллинг Стоунз», всемирно известной рок-группе!

– Я слышала о них, но мой стиль фотографирования вряд ли подойдет для подобной съемки.

Но Лени все-таки уговорили.

Они познакомились в Лондоне, Джаггер, вопреки ее представлениям, оказался не обкуренным и неумытым хиппи, а образованным и приятным человеком. И еще он был чувствительным, это Лени поняла сразу. Они разговорились, выяснилось, что Джаггер пересмотрел все ее фильмы, некоторые даже по пятнадцать раз. Он был ее горячим по клонником.

Стала понятна и суть происходящего. Во что бы то ни стало вдруг понадобилась совместная съемка Мика и его жены Бьянки. Их брак разваливался, и они зареклись вместе позировать. Чтобы от него отвязались, Джаггер поставил невыполнимое, на его взгляд, условие: хотите фотосессию – так пусть ее сделает Лени Рифеншталь.

Лени снимала их на крыше. Джаггер был раскован, весел и открыт. И – безмерно симпатичен.

Сердце Лени забилось – он был словно из той четверки.

Они расстались друзьями. И совсем скоро опять увиделись, уже в Нью-Йорке. Джаггер специально прилетел к ней из Лонг-Айленда, пригласив на совместный ужин еще и своих близких друзей: красавицу Фей Данауэй и музыканта Питера Вульфа. Компанию ему составила его агент Анни.

Лени решилась: в этот вечер она ему все расскажет. Она уже обдумывала, с чего ей начать и как лучше передать то, что происходило тогда в бюро.

Но вдруг все пошло кувырком.

Для ужина выбрали роскошный французский ресторан, девушки оделись в фантастические наряды, но неожиданно дорогу им преградила пожилая француженка, принимающая гостей:

– Дамам вход в брюках в наше заведение запрещен.

– Но это… юбки.

На девушках были надеты широкие шифоновые юбки, доходившие до щиколоток, действительно сшитые по модели «юбка-брюки».

Их с позором завернули.

Джаггер рассвирепел: схватил бокал с сервировочного столика и с размаху разбил его о пол. Словом, вечер не задался, – Лени ничего не рассказала.

Так получилось, что на следующий день она встречалась с Энди Уорхолом. И, глядя на этого чудного человека, пришедшего на встречу с маленькой собачкой, Лени вдруг рассказала ему все: от начала и до конца.

Почему?

Она и сама не знала.

Только попросила никому больше об этой истории не говорить.

Может быть, Уорхол и поделился услышанным со своим приятелем Дэвидом Боуи – кто знает. Может, Боуи принял все это за его очередную гениальную фантазию.

А может, и нет.

Но Боуи глупо было не рассказать обо всем этом своему дружку Игги Попу.

И они решили совершить паломническую поездку в Западный Берлин.

Один из них, может, под впечатлением от этой истории, кто знает, – написал песню про Зигги, играющего на гитаре, и его звездном пути. И спел по-немецки свою песню Heroes, ощущая всю таинственность этого поступка для непосвященных. В его новом сценическом образе уже жил довоенный Берлин, и он сгоряча позволил себе ряд экстравагантных и не совсем понятных широкой публике высказываний о том, что «рок-звезды тоже фашисты», «Гитлер был одной из первых рок-звезд», и на сцене «он был бы так же хорош, как Джаггер».

Другой, который и так уже был Игги, просто разделся по пояс и сделался самым буйным артистом за всю историю рок-н-ролла.

Самым счастливым оказался Эрик. Он перебрался в Бразилию, у него было пять жен – с тремя последними они жили все вместе, поражая воображение соседей. Он нажил семнадцать детей и пятьдесят восемь внуков.

Эрик так и играл всю оставшуюся жизнь на барабанах, только теперь уже сальсу и босса-нову, – на веранде самого веселого кафе в Рио.

Там он однажды и упал, но лицо его оставалось счастливым.