Олег Нестеров - Юбка

Периодически был виден только Хьюберт – он утюжил дипмиссию. И еще она иногда слышала голос Эрика, видимо, его навигация работала безотказно: каждый раз его смех доносился из очередного цветника с молоденькими актрисами.

Гитлер подъехал в компании с доктором. Сразу дали третий звонок, свет погас, и оркестр заиграл увертюру. Начинался фильм.

Лени заплакала.

Картина шла четыре часа, между частями сделали получасовой антракт. Закончилось все уже после полуночи, в зале не стихали аплодисменты.

Первым к ней подошел Гитлер:

– Спасибо вам за замечательный подарок. Вы создали шедевр, за который вам будет благодарен весь мир!

Лени была счастлива и совсем без сил, а гости все подходили и подходили с цветами и поздравлениями. Спустя какое-то время она вдруг увидела себя словно со стороны и едва не упала в обморок.

Завершалось все торжественным приемом в Министерстве пропаганды, много было выпито и сказано – за каждого из своей команды Лени подняла бокал.

Когда она, наконец, подошла к четверке, те озабоченно спросили:

– Лени, а где же Вилли?

Вилли был единственным из ее бойцов, с кем они всегда находили общий язык. Лени считала его самым талантливым оператором из всех, с кем ей когда-либо доводилось работать. Кроме того, он ей нравился как мужчина. Для «Олимпии» Вилли снял пролог, по сути – самую важную часть фильма, где олимпийские боги Греции превращаются в живых атлетов.

– Парни, с ним беда, он в сумасшедшем доме.

– Чувствую, это всех нас ждет, – Эрик оглядел друзей. – Может, то, что мы ощущаем по ночам в бюро, это первые симптомы?

– Да он всегда был чудной, – вздохнул Макс. – Я как-то зашел к нему, а он по летающим мухам из пневматического пистолета пульками стреляет.

– Вилли однажды сделал фильм как режиссер, – стала рассказывать Лени, – к столетию немецких железных дорог. Локомотив у него получился ожившим чудовищем: фары – как глаза, поршни – как суставы, приборная панель – как мозг, а машинное масло – как кровь. При этом, звуковой монтаж был ошеломляющий – когда вагоны сталкивались при сортировке, все зрители подскакивали на своих местах. Заказчики из Deutsche Bahn пришли в ужас, их в момент сдуло из просмотрового зала.

– Они-то наверняка надеялись на рекламный ролик с красивой проводницей, – предположил Эрик.

– Заказчики потребовали все уничтожить: и фильм, и исходные материалы. Видимо, боялись утечки – не дай бог, кто-нибудь увидит весь этот кошмар про железные дороги. Я пыталась как-то через доктора эту картину спасти, но бесполезно. Привезла ему копию, а он, как назло, с актрисой на диване в просмотровом зале расположился. Так ей было хоть бы что – она весь фильм прохихикала!

– Щекотал он ее, наверное, вот и хихикала.

– Тише ты, он же рядом стоит, еще не ушел.

– Жаль, фильм был гениальный, уровня «Броненосца Потемкин», – вздохнула Лени.

– Лени, а это не он требовал от тебя в телеграмме несколько километров колючей проволоки? – вдруг поинтересовался Хьюберт.

Была глубокая ночь, когда она добралась до дома. Цветов было столько, что друзья вызвались помочь ей их привезти. И теперь они все вместе сидели в гостиной и никак не могли расстаться. Лени только попросила никаких слов о фильме больше не говорить, хватит на сегодня.

– Лени, конечно! – обрадовался Эрик. – Давай, наконец, о личной жизни. А этот твой копьеносец-десятиборец – здоровый черт! Зигги бы его не одолел, – и он похлопал Вальтера по плечу.

Вальтер схватил Эрика за шею, и они повалились на ковер.

– Эй, самцы, хватит, – Хьюберт принялся их разнимать, получая при этом видимое удовольствие.

Лени отчего-то подумала, что Хьюберту совсем не подходит его имя. Ну не вяжется никак. Каждый раз Лени произносила его с трудом. Удивительно, как бывает в жизни.

– Хьюберт, а тебе твое имя нравится? – спросила она.

Тот даже замер.

– Лени, странный вопрос для такого торжественного дня. Ты что, хочешь меня заново покрестить – на какой-нибудь ортодоксально-христианский лад? Давай придумаем новое имя, может, у твоей российской бабушки были братья с именами на букву «Х»?

– Это тебе виднее, у тебя же был затяжной русский период. Парни, вы хоть знаете, что этот тип пять лет танцевал с Анной Павловой?

– Хьюберт?! Не может быть! Слушай, приятель, ну за что же тебе такое счастье-то подвалило? В чем для тебя интерес-то был? – Эрик даже расстроился.

– Как-то он резко сменил тему. Был русский период, сейчас немецкий. Точно – шпионская морда! – Макс был проницателен, хоть и сильно пьян. – Он и с мужиками спит наверняка по необходимости. Легенду придумали, вот, бедняга, и отрабатывает. Не всякий ведь сможет. Выбирай, гаденыш: либо ты ежемесячно проставляешься ящиком бурбона, либо я завтра еду тебя сдавать!