Владимир Зарев - Разруха

Он уже многие годы прикармливал троих известных журналистов в самых престижных и многотиражных столичных газетах. Они обходились ему недешево, но взамен представляли бесценную информацию. Очень редко, только, когда этого требовали исключительные обстоятельства, он заказывал статьи — учитывая безупречную профессиональную репутацию этих журналюг и их имидж беспристрастных аналитиков, каждая такая статья попадала точно в цель. Он встретился с каждым из них, как всегда, в кафе отеля «Рэдиссон». Почти ничего не сказал, но на то они и были профессионалами — поняли все с полуслова. На следующей неделе в самых крупных газетах вышли на развороте компетентные и ехидные анализы состояния целлюлозно-бумажного колосса на глиняных ногах, разбудившие дремлющее общественное мнение. Получился хорошо срежиссированный громогласный скандал, вызванный весьма искусно, дерзко, с фантазией. Резонанс получился огромный, словесные баталии перекочевали в парламент. Правительство и Агентство по приватизации были обвинены в преступном бездействии. Дискуссия выплеснулась на экраны Национального телевидения.

С министром экономики он, как всегда, обедал в ресторане «Дом со старинными часами». Случайно, разумеется. Настолько случайно, что они с трудом узнали друг друга. Министр был чревоугодником и гастрономом, но понимал, что Боян пригласил его сюда не есть. Для начала он заказал себе «салат по-пастушьи», жареные кабачки под чесночным соусом, тушеную перепелку и белые грибы, запеченные на решетке — обильно, вкусно и незамысловато. Министр улыбался. Чувствовалось, что он нервничает.

— Какая невероятная, счастливая встреча, — громогласно произнес министр, хоть кроме Бояна рядом никого не было. — Люблю местную кухню, вот, выдалась свободная минутка, решил перекусить, а здесь — гора в вашем лице, господин Тилев, пришла к Магомету.

— Вы мне льстите, господин министр, позвольте же тогда скромному Магомету разделись с вами трапезу.

— Производители вашего масштаба — основа нашей новой хм… так сказать, экономической философии… — министр осыпал его комплиментами, не веря ни единому своему слову. Его не покидало напряжение. Ресторан был подозрительно пуст. Он боялся, что их подслушивают, поэтому говорил слишком громко. — Вы, господин Тилев, и богоизбранные, подобные вам, должны оказать помощь стране. Что нам досталось в наследство от предыдущего правительства?.. Руины и смрад. Разруха и грязь по… — резким движением, словно готовясь отрезать себе голову, он резанул по короткой морщинистой шее.

— Мы смогли перевести дух, благодаря вашему правительству глотнуть воздуха, — Боян тоже осыпал его комплиментами. Естественно, министр не верил ни единому его слову. Он заказал себе шашлык и жареную белую рыбу — грибы пришлись ему по вкусу, и он приказал принести еще порцию. Они заговорили о НАТО и нашем цивилизационном выборе, о шенгенских визах и о мерзости СМИ, о непростых отношениях с Россией и непредсказуемости «Газпрома», о нежелании нашего простого человека — министр выделил «простого человека» интонацией — вникнуть в смысл непопулярных мер, предлагаемых правительством. Говорили о коррупции. Боян был заранее уверен, что дольше и нуднее всего они будут мусолить именно коррупцию.

— Это смертельный бич демократии, — заявил министр с набитым ртом.

Стоило политикам любых мастей и партий добраться до власти, как они начинали талдычить об одном: о том, что вычистят авгиевы конюшни, коррупцию и грязь, оставшуюся от предыдущего парламента и правительства. Они все как на подбор орали об этом — шумно и напоказ. Вся эта интермедия с цитатами из «Сказки о лестнице» Смирненского [44] Христо Смирненски (1889–1923) — болгарский писатель. Его сатирическая «Сказка о лестнице» открывается эпиграфом: «Посвящается всем, кто может сказать: „Это не обо мне“». (Перевод В. Коцевой). длилась несколько месяцев, пока они ориентировались в ситуации и выясняли свою собственную цену. Боян на своем примере уже понял, что сначала власть подгоняет человека под себя, а потом уже сам человек, кем бы он ни был, начинает менять власть, использовать ее и под себя подгонять. Этот механизм в условиях нескончаемого переходного периода действовал на удивление безотказно. Некоторые политики проявляли характер, чтобы продать себя подороже — как порядочная красивая, но бедная женщина. И все торопились, не зная, продержится ли правительство до конца отведенного ему Конституцией срока. Спешили разбогатеть за два-три года. Это было безопасно, потому что им ничего не угрожало, но не так уж легко. Они полнели, их жесты и походка приобретали вальяжность, взгляд становился рассеянным при встрече с подчиненными и по-собачьи преданным при вызове к начальству. Стоило новоиспеченным политикам учуять выгоду, как они с неумолимостью стервятников бросались на свою добычу. В сущности, политика оказалась самым легким, надежным и доходным бизнесом. Не инвестируешь — следовательно, ничем не рискуешь, не вкладываешь ни труда, ни умения, ни бессонных ночей, просто усиленно перераспределяешь. Все чисто и законно. Они называли это лоббированием. Вот только почему-то это лоббирование всегда наносило ущерб отупевшим от недоедания избирателям, которые не могли оплатить счета за электричество и отопление. В годы «развитого социализма» тоже воровали, но тогда этим занимались массово, все подряд, от директора завода до мастера цеха, государственного пирога хватало на всех. Кроме того, при социализме деньги имели иное, более ограниченное хождение. На них ничего нельзя было купить — им предстояло лежать мертвым грузом, зашитым в матрас, или, в лучшем случае, прирастать невеликими процентами для нескорого приобретения государственного жилья в бетонных ульях. В то время деньги были бесцельными и непродуктивными, нельзя было вложить их в дело или даже промотать с помпой, чтобы пустить окружающим пыль в глаза. Все были на виду, за всеми следили, при малейшем подозрении государство хватало зарвавшегося за руку. Сейчас же, чем незаконнее и скоропалительнее кто-нибудь богател, тем больше его ценили, уважали и облизывали. «Как меня, к примеру», — внутренне ухмыльнулся Боян.