Зуфар Гареев - Показания Шерон Стоун

Ах, эти разноцветные фонтаны, шелест стихов, шуршание театральных нарядов на дамах, пленительная атмосфера искусства и чародейства! Кто увлечен старинной русской забавой по имени домашний летний театр, тому объяснять ничего не надо.

Одно смущало…

Кузнецову продолжали докладывать ребята из оперативного отдела, что вокруг Трегубовой по-прежнему крутятся так называемые уважаемые люди.

Тем нее менее все это не портило в целом картину прекрасных вечеров, не портило репетиций восхитительных, томных и таинственных «Египетских ночей» Пушкина.

Репетиции, между прочим, уже идут второй месяц.

…В центре сцены – ложе Клеопатры, вокруг – пышные столы (снедь, кувшины с вином, бокалы) и музыканты.

И как же хороша молодая женщина Марина Трегубова в образе царицы!

Среди прочих выделяются уважаемые люди. Это Амфитамин (Флавий в одежде воина), Темик (Критон – в белой одежде) и Семик (он в роли юноши). В роли чтеца – Воняло.

Кстати, нередко на этих домашних театрализованных представлениях присутствует и закадычная подружка Марины – корреспондент Ава Хитли. Она обычно с оператором.

Режиссер дает знак Клеопатре. Клеопатра поднимает руку – наступает тишина. Режиссер кивает.

Трегубова читает:

Взлетели руки дирижера, запонки, палочка, дернулись фалды сюртука, камерный оркестрик вскипел смычками в разные стороны и выдал несколько тактов тревожной музыки, – потом снова тишина.

Трегубова продолжает:

И снова играет музыка… В ней первые страхи счастливцев, первый томительный зов ночных оргий – и даже холодный пассаж в конце. То вечный блеск взошедшей Авроры упал на потные ягодицы избранника; Аврора как бы ущипнула счастливую задницу и шепнула: «Парниша, пора! Теперь тебе кирдык…»

– Стоп! – останавливает режиссер. – Я бы хотел видеть, что сейчас выражает лицо Артема Федоровича.

– Мне кажется, – отвечает Трегубова, – мы не должны видеть, что выражают лица Флавия, Критона и безымянного молодого человека.

– Почему?

– Эти трое просто стыдливо опускают головы.

– Вы так замечательно понимаете Пушкина, Марина Сергеевна! Итак, господа, все ясно. Попробуйте опустить головы.

Амфитамин, Темик и Семик опускают головы.

– Прекрасно! Тогда еще раз снова весь эпизод!

Очередная репетиция закончена.

Актеры удаляются в уборные, осветители убирают свет и т. д. Многие закуривают. Ава с оператором – чуть поодаль. Рядом с Авой – Амфитамин в костюме Флавия, с Амфитамином две дамы – личная помощница и личный психолог.

Ава негромко говорит на камеру.

– Жизнь русских деловых кругов по вечерам в Москве вертится вокруг салона очаровательной Марины Трегубовой. К ее домашним театрализованным представлениям привлечены лучшие режиссеры и музыканты, а сама госпожа Трегубова считает, что возрождает русские культурные традиции середины семнадцатого века – традиции графов Шереметовых, графа Воронцова, князя Юсупова…

Помощница тычет в бок Амфитамина.

Амфитамин подхватывает:

– И не только семнадцатого века, кстати. В советские времена при каждом заводе, при каждой фабрике существовали театры… А почему они не могут существовать при домах современных деловых людей?

В гримерной Марины прохладно. Две гримерши удаляют с лица Трегубовой макияж. Режиссер стоит в дверях, задумчиво глядя на отражение Трегубовой в зеркале.

Трегубова дотягивается до пачки сигарет.

– Спасибо, девочки, остальное я сама.

Она закуривает, вытягивает ноги, расслабившись.

– Странно, почему это нужно было Клеопатре? Почему Пушкину? Зачем нужен секс на границе с запредельной опасностью?

Режиссер молчит.

– Роман, скажите Вере, чтобы она принесла нам наверх чего-нибудь выпить…

Девушка Вера неспешно ввозит в большую комнату на втором этаже столик с напитками. Режиссер разливает в два бокала.