Зуфар Гареев - Показания Шерон Стоун

Правда, предбанник у него маловат, но как-то все свыклись уже.

Стол завален пищей, много водки. Перед прощанием, заглядывают «девочки»:

– Мальчики, пока-пока!

Друзья сидят полукругом, положив руки на плечи друг друга, поют… Мужское братство, довольно стройный хор, по крайней мере, душевный точно.

Прервались, вразнобой долдонят:

– Ну ладно, давай за товарища Бормана!

После стопки Кадровик мечтательно произносит:

– Да, круто я взлетел. ФСБ теперь у меня в правом кармане, сам Трегубов – в левом… Бля буду, жизнь удалась!

– Ну, как было, расскажи… – в который раз любопытствует Амфитамин.

Воняло, понятно, дешево завидует (он такой всегда – горбатого только могила исправит):

– Перспективы, сцуко! Как в сказке! Нефтянку подгребешь, судостроение…

– Так, когда это было? Борман еще дней пять был как жив… – ударяется в незатейливые воспоминания Кадровик. – Она бестия, настоящая бестия – Мариночка Сергеевна! Посадила меня за компьютер и сказала: Алексей, ты должен почитать вот это место из моего нового романа.

– Писательница!

– Ну, я читаю… – Он понижает голос. – У нее там написано, значит… Ребята в Кремле хотят опереться на надежного человека в бизнес-кругах. Мол, заварушка предстоит крупная. Очень крупная. И для этого одной красотке надо выйти замуж за крупного солидного человека… Из наших, значит, кругов.

Семик не понял:

– А Бормана куда?

Амфитамин наполняется желчью:

– Он ведь женился на ней – и здороваться перестал.

– Ну, да! – подхватывает Темик. – Мол, один буду дела с Трегубовой вертеть.

Семик вторит:

– А мы ему простили такой анекдот…

Кадровик, помолчав, вносит ясность:

– Нет, Семик, не простили. Не все прощает Кадровик. Мариночка Сергеевна сказала: ты, Алексей, должен подумать, красиво это написано или некрасиво. Ну, чтобы я мнение свое высказал…

Кадровик нехорошо хихикнул:

– … о художественных достоинствах, о слоге… Сказала, подумай до завтра.

Воняло тупит как ребенок:

– Ну, ты и высказал! Мнение свое… Художественное…

– А чего там было написано? – спрашивает Темик.

– Было написано, что перед тем, как выйти замуж, красотка очень мечтает остаться вдовой.

Все в хохот.

– Вдовой? Вдовой, значит? Хитро!

Воняла тупо уссывается больше всех:

– Вот и осталась! Туда и дорога ему, любимому товарищу партайгеноссе! Оторвался от коллектива.

Кадровик поднимает руку для тишины.

– В конце июня, значит, свадьба намечена. А пока помянем партайгеноссе… Давно этот женишок мне не нравился. Пидар был, короче…

Гул одобрения за столом:

– Пидар еще тот…

Разливают, пьют. Опять обнявшись по-братски, раскачиваясь, поют: ворон, мол, ворон…

Кадровик наполняется какими-то своими мыслями, – похоже, нехорошими. То ли водка играет, то ли, в самом деле, тараканы какие-то – предчувствия…

Сомнения его должна развеять ясновидящая старушка, к которой Кадровика привозит сестра Валерия. Сама осталась внизу, в машине, а Кадровик, значит, поперся в одиночестве к старушенции.

– Супруга Ваша не по своей воле в землице сырой лежит, – рассказывает всю подноготную жизни зыркоглазая. – Вот полгода уже… Умерла, проклиная Вас, Алексей Николаевич…

Кадровик нервничает:

– Бывает. В последние дни не в себе она была. То есть, на голову тронулась. С дуры-то чего взять?

Зыркоглазая дает знак замолчать.

– Слышу я, говорит она: «Сплю я, а рядом твоя рука лежит, Алеша. Черная рука…»

Кадровик молчит; смолкла и зыркоглазая.

«Умная больно… – с раздражением думает Кадровик. – Мы в свое время таких умных в асфальт закатывали…»

– Отравили вы ее, что ли? Не своей ведь смертью померла…

Кадровик реально в обиде.

– А вот уже не Ваше дело, бабушка…

Торопливо крестится:

– Да такое сегодня про любого человека можно сказать – отравили… – Готов еще покрестится. – Где иконка у Вас тут? Смотреть-то куда?

– Нету у меня иконки, в душе ее надо носить, иконку… Ну а что касается Вашего вопроса…

– Вот именно, что касается моего вопроса! Я спрашивал: правильно ли сделал, что рассказал друзьям, мол, жениться хочу. Не будет ли мне через это опасности…

Поясняет:

– Черной какой-нибудь руки…

Смущенно кашляет:

– Метки какой-нибудь нехорошей… Ну чего молчите, бабушка? Когда не надо, Вы больно разговорчивая. А когда надо…

– Не будет. Наоборот – счастье будет. Бог все устроит, как ему надо. А разве это не счастье?