Глория Му - Вернуться по следам

– Ты ешь. – Я подтащила табуретку, села напротив Геши. – Ничего такого, просто разговор.

Геша пожал плечами, быстро уплел макароны и принялся за чай.

Я пошарила по полкам и поставила на стол надорванный пакет с твердокаменными пряниками.

– Ну?! Не томи. – Геша потянулся за пряником.

– Геша, скажи мне по-честному… – Я вздохнула, собираясь с духом. – Ты влюбился в Лилю?

Геша подавился пряником и закашлялся, разбрызгивая чай.

– Малáя, ты че, белены объелась?! Чаю с лютиками попила?!! Это че за на фиг вообще?!

– Нет, ты послушай, я серьезно. Лиля очень хорошая, и ты хороший, но если ты в нее влюбился, то, понимаешь… ну… Ты на ней не женись, хорошо?

Мне было так неловко, что я не могла поднять на Гешу глаза. Уши пылали.

После паузы Геша тупо спросил:

– Почему это?

– Потому что… Ну потому, что ты… У тебя… Ну ты бабник, Геша, извини. А бабникам нельзя ни на ком жениться, ни за что, от этого одно горе. Верь мне, я точно знаю…

Я шмыгнула носом и посмотрела на Гешу. Он тихо сидел с надгрызенным пряником в руке, на столе у кружки стыла лужица чаю.

– Так, – наконец сказал он. – Так. Ну-ка, дай подумать… Мамку я твою видел. И деда видел. Папку вот че-то не приметил… Развелись?

Я кивнула. Потом помотала головой. Потом снова кивнула.

– Это че такое – да-да-нет-да?

– Они не разводились. Сначала мама от него ушла… Мы с мамой… А потом он умер.

– Так. – Геша положил пряник, выбрался из-за стола, сел на корточки рядом с табуреткой и взял меня за руки: – Ты, это… не реви…

– Я не реву. – Я и не плакала.

– Ну и… и молодец, что не ревешь. Малáя… Глоша, ты, это… ты зря не того… не беспокойся. А то я сам не знаю? Кто я и кто Лиля? У меня всего образования три класса и два коридора, а у нее родоки – начальство вон какое, и вообще… Она ж золотая голова, такая девка, ну сама подумай, она ж на меня и не взглянет…

– Другие же смотрят, – сказала я.

– Э, так то ж другие… Лиля не такая, она серьезная… Так и она сама знает, чего я стóю. Вон бабы табуном текут, я ж и не скрываю… А ее б я ни в жизнь обманывать не стал, точно тебе говорю!

– А, это ты сейчас… А потом не сдержишься. Папа говорил – это натура такая…

Геша рассмеялся, встал и потянул меня за руку:

– Пошли уже, чучело, на остановку тебя отведу.

– Не-а, я пешком.

– И не думай, среди ночи по парку шастать! Пошли, сказал.

Я остановилась, глядя на него снизу вверх, и спросила:

– Геш, так ты точно не будешь на ней жениться? Обещаешь?

– Обещаю, – серьезно кивнул Геша. – Да она и сама за меня не пойдет, так что не ссы, малáя, все в поряде будет.

А зимние соревнования прошли хорошо. Мы удачно выступили и в произвольной программе, и в конкуре, младших детей сразу расхватали, как горячие пончики, остались всего четыре человека – те, что сами хотели, и мы пятеро, старшая группа.

Всякие важные шишки снова поздравляли Лилю, хотя тренером старшей группы официально была объявлена Ира. Я видела, как она стояла чуть в стороне с серым, неподвижным, словно бетонный блок, лицом.

Лиля же выслушивала очередное поздравление и вымученно улыбалась – каждый раз после всяких приятных слов ее непременно мягко журили за то, что она занимается несерьезными вещами: «Ну, милая, здесь вам не цирковое училище, хотя, бесспорно, ваша самодеятельность впечатляет».

Она устала, подумала я, совсем устала. Два года с ними бьется и два года слышит одно и то же. Болото, не выйти.

Я подошла к Лиле и взяла ее за руку. Так мы и ходили, за ручку, среди всех этих дядек и тетек. Может быть, ей было легче, а может быть, она просто не хотела меня обижать, не знаю.

После всего, дома, то есть на конюшне, Ира закатила ужасающий скандал – нас называла неблагодарными, а Лилю – интриганкой. Нашу группу она вести отказалась, мы подло обрадовались, близнецы устроили пердящий салют в честь этого события, гнусно кривлялись и плясали у Иры за спиной, как актер Константин Райкин в фильме про Труффальдино.

Лиля не стала пока набирать новую группу, занималась с нами девятью, а Ира попыталась было, но мало кто шел – зима.

Потом снег отступил. Зоська, вздергивая голову, вкусно вдыхала весенний будоражащий воздух, а я подолгу ее вычесывала – чтоб зимняя шерсть поскорее сошла. Жеребцы и воробьи, вереща, дрались по любому поводу, и все другие дети, кроме меня, здорово выросли.

Юлька смотрелась настоящей взрослой девушкой, а близнецы, наоборот, щенками – они сильно вытянулись, но стали от этого какими-то неловкими.