Ладислав Фукс - Мыши Наталии Моосгабр

– О, Господи! – выкрикнула она голосом, полным отчаяния, и воздела руки над головой. – О, Господи! – выкрикнула она во второй раз с еще большим отчаянием в голосе и привстала со стула.

– Только спокойно, мадам, – сказал господин Смирш за машинкой.

– Только спокойно, – сказал господин Ландл у оконных решеток.

– Послушайте, – снова взяла слово госпожа Кнорринг и оторвала руку от телефонной трубки, – вам лучше немного отдохнуть. Вам надо пойти к доктору, он пропишет вам какое-нибудь успокоительное, что-то вроде реланиума. Так убиваться нельзя. Никак нельзя, – женщина на стуле снова захлебнулась рыданиями, – нельзя.

– О небо, нельзя! – вдруг вскричала женщина, и ее голос, полный отчаяния и ужаса, сорвался, голова опустилась в ладони, и она снова запричитала: – Значит, я уже не куплю зимнего пальто, чтобы не ходить ему в этом свитерке, – запричитала она, опустив голову в ладони, – не куплю шапки, чтобы не мерзнуть ему зимой. Не куплю лыжи, которые он так ждал, не куплю ему вообще ничего. Все кончено. Завтра пойду в похоронное бюро и куплю гроб с венком. Куплю гроб, а через два дня меня похоронят.

И госпожа Моосгабр на скамье замерла.

– Госпожа Линпек, – сказала госпожа Кнорринг за письменным столом, – может, вас утешит то, что я вам скажу: таких несчастных матерей за время нашего существования у нас наберется сотни. И мы хорошо знаем, что такое человеческая жизнь и что такое смерть.

– Но такая ужасная смерть, – вскричала госпожа Линпек и подняла голову с ладоней, – такая ужасная, вот в чем дело, такая ужасная смерть, – вскричала она и выпучила глаза на госпожу Моосгабр, которая едва переводила дыхание, – с такой ужасной смертью не сталкивался даже Беккет.

– Госпожа Линпек, – отозвался теперь господин Смирш за машинкой и кинул взгляд на госпожу Моосгабр, – что случилось – то случилось, что уже там – того уже нет здесь. Свойство яда заключается в том, что от него умирают, так было и будет до скончания времен, поэтому он и называется ядом. Одним словом, с этим вы должны смириться.

– О небо, смириться, – выкрикнула снова госпожа Линпек на стуле у стены и затряслась так, будто ее коснулась сама смерть, – смириться. Смириться с такой ужасной смертью. Когда все это представлю себе, теряю сознание… – И вдруг госпожа Линпек в черном траурном платье соскользнула со стула у стены на пол и осталась неподвижно лежать.

Господа Ротт и Кефр, по-прежнему стоявшие в передней двери позади стола госпожи Кнорринг, бросились за водой, а господин Смирш встал из-за машинки и вместе с господином Ландлом поднял госпожу Линпек с полу. Когда они снова усадили госпожу Линпек на стул, пришли господин Ротт и господин Кефр с кувшином воды и с помощью мокрого платка стали приводить ее в чувство. Госпожа Моосгабр со скамьи смотрела на госпожу Линпек и едва переводила дыхание.

– Послушайте, госпожа Линпек, – заговорил теперь господин Ротт, приведя госпожу Линпек в чувство и поставив кувшин на зарешеченное окно, – вам надо немного прийти в себя. В других семьях, как сказала вам госпожа Кнорринг, тоже бывают трагедии, в нашей стране вы не первая и не последняя. И вообще, оглянитесь немного вокруг, посмотрите, в какое время мы живем. Сколько повсюду всяких мучений, опрометчивых приговоров, неправедных судилищ… – господин Ротт посмотрел на господина Кефра, – сколько злобы и лжи, коварства и подлости. Есть люди, которые с удовольствием держат в руках палку и рады были бы видеть многих в кандалах. Есть люди, которые жаждут превратить мир в одну-единственную тюрьму, и не только здесь, на земле, вспомните, какая стройка завершается у кратера Эйнштейн. И самое интересное, что это исходит не столько от полиции, сколько от армии. Я знаю, господин Смирш, – господин Ротт посмотрел на господина Смирша за пишущей машинкой, – я знаю, вы не любите таких разговоров, особенно в учреждении, но что здесь такого? Все это существует, и никуда от этого не деться. Есть люди, госпожа Линпек, у которых Бог взял гораздо больше, чем у вас, и все-таки они живут…

– Но я не смогу, – госпожа Линпек в черном траурном платье на стуле у стены снова опустила голову в ладони, и ее черная шляпа немного съехала набок, – я не смогу, у меня слабые нервы, да-да. Раз я потеряла все, – захлебывалась она рыданиями, держа голову в ладонях, – куплю себе гроб с венком, а потом брошусь, как я говорила, под поезд. Когда я представляю себе, что это за смерть, – зарыдала она снова, – как этот поезд скрипит… я снова теряю сознание…