Майгулль Аксельссон - Апрельская ведьма

— Ты-то тут все эти годы корчила из себя святую! И Маргарета с Кристиной, задаваки, целовали твои ноги и лизали задницу! Уж такая ты распрекрасная, совсем непохожая на их собственных дерьмовых мамаш! А я-то знала, все это время... Все это время я знала, что ты точно такая же!

Биргитта снова засмеялась и не могла уже остановиться, она хохотала так, что пришлось сжать ноги, чтобы не описаться. Она исходила хохотом, ее колени подгибались, и глаза сами зажмурились, и пришлось опереться о стенку, чтобы не грохнуться. Говорить уже просто не было сил, и пришлось здорово напрячься, чтобы продолжить:

— Я-то все время это знала! — выдохнула она и вытерла нос рукой. — Знала, какое ты на самом деле дерьмо... Что тебе лучше бы молчать в тряпочку!

Открыв глаза, она глянула на Эллен. Старухино лицо было сплошь красным от крови — видно, размазала, вытирая нос. Но теперь она стояла не шевелясь и лепетала:

— Я знаю. Но ты не понимаешь...

И, не успев договорить, застонала, уставившись перед собой. Вытянув руку, она хваталась за воздух, ища и не находя, за что ухватиться, чтобы удержаться на ногах, но вот колени ее подогнулись — и она рухнула на пол.

Как долго простояла Биргитта, прижавшись к стенке у окна и не сводя глаз с тела Эллен? Пару минут? Пару часов? Пару лет?

Этого она не знала. А знала только, что в этот миг ее пронзила уверенность, тут же проникшая в каждую клетку тела — уверенность в том, что надежды больше нет, что пожизненный приговор уже вынесен. Шепот сочился из стен и потолка, голоса невидимых судей сливались с тиканьем стенных часов, со стуком дождя по стеклам: виновна, виновна, виновна! И бесполезно было даже пытаться оправдаться, поднимая руки над собой для защиты и вжимаясь в стенку, вопить не своим голосом:

— Я не виновата! Не виновата! Не виновата!

— Врешь, — говорит Маргарита и сбрасывает скорость.

Биргитта не отвечает, только со вздохом открывает следующую банку. Ясное дело, она врет. Само собой. Она вообще всю свою жизнь ничем, кроме вранья, не занималась. На самом деле она вытащила тогда гадюку из сумочки и напугала Тетечку Эллен аж до инсульта. Как же! Когда Биргитта ходила на курсы общей вредности при Рабочем образовательном союзе и училась на мелкую пакостницу, то узнала, что в сумочке нужно всегда держать парочку гадюк на тот случай, если попадется кто-нибудь, кому можно сделать гадость. Само собой. А может, в гостиную ввалилась Белая Дама и вышибла у Эллен последний ум. А то еще старушка могла споткнуться о плохо расчесанную бахрому ковра и брякнуться носом. Вот именно. Придумать можно что угодно. Кто сказал, что человеку вообще нужна истина?

Дорога впереди сузилась и стала темнее, с обеих сторон подступает лес. Скоро опять посветлеет, лес отступит, открывая равнину, а дорога станет шире. Тогда уже Мутала будет совсем близко. Биргитта может позволить себе заглотнуть все, что осталось от якобы пива, потому что скоро уже дом, а там она уж достанет настоящего пивца из своей заначки.

— Значит, у Эллен был собственный ребенок, — качает головой Маргарета. — Не может быть. Она никогда ни единым словом об этом не упоминала... И никто не говорил.

— Мало ли что, — роняет Биргитта, вглядываясь в лес на обочине, там под деревьями все еще белеет снег. — Но тем не менее ребенок у нее был. И она его бросила.

Маргарета, закусив губы, молча мотает головой. Когда она наконец открывает рот, из нижней губы сочится кровь.

— Он ведь мог умереть, — говорит она, поспешно облизнув губу. — При таких серьезных увечьях.

— Мог, но не умер, — отвечает Биргитта. — Хуго умер, а ребенок — нет.

Снисходительно глянув на Биргитту, Маргарета прибавляет скорости.

— Ты и это знаешь?

Биргитта кивает, утирая рот. Еще бы. Она знает.

— Я даже знаю, как ее зовут.

Но Маргарета не спрашивает об имени, а, сунув в рот сигарету и шаря в поисках зажигалки, жмет на газ. Дело принимает опасный для жизни оборот, и Биргитта приподнимается и зажигает ей сигарету — исключительно из самосохранения. Не очень-то заманчиво разбиться в лепешку о сосну теперь, когда уже так близко родимый дом. И совсем скоро она свернется калачиком у себя на матрасике в блаженной темноте. Надо будет снова прицепить на окно одеяло, которое Роджер вчера сорвал. Когда поцапались. Темно будет, конечно, но Биргитта не намерена вставать с восходом солнца. Она будет спать, и спать, и спать — несколько дней напролет.

А сейчас она рада, что мрак уже рассеивается, что лес на равнине расступился — значит, Мутала совсем рядом. Биргитта откидывается на спинку сиденья. Она устала. Очень устала. Она отключится прямо сейчас.