Майгулль Аксельссон - Апрельская ведьма

— Розы. Три красные розы.

Эллен кивнула. Значит, правильный выбор. Одобренный безоговорочно.

В гостиной сделалось тихо, слышно было только тиканье стенных часов. Биргитта откинулась на спинку дивана и обвела глазами комнату. С тех пор как сама она попала в этот дом, тут ровным счетом ничего не изменилось. Все осталось точно таким же, вся мебель, каждый цветок, каждая безделушка стояли на том же самом месте. Часы тикали в том же темпе, в каком тикали всегда, хотя время остановилось, а дождь барабанил по стеклам так же, как барабанил всегда.

Эллен поправила очки и, схватив ножницы, обрезала нитку, потом окинула взглядом свою работу. Превосходно, как всегда. Кто бы сомневался.

Биргитте вдруг страшно захотелось курить. В сумочке оставалась почти целая пачка «Принца», но не хватало духу за ней сходить. Она никогда не курила в доме Эллен, хотя этого никто особо не запрещал. Может, удастся выскользнуть в сад и там тайком дернуть разок-другой. Она уперлась кулаками в диван и поднялась.

— Куда это ты?

Биргитта снова села.

— Никуда. Просто в Пустую комнату.

Эллен отложила пяльцы и ножницы и сняла очки.

— Погоди-ка. — Она провела рукой по лицу и потерла намятую очками переносицу большим и указательным пальцем. — Мне нужно с тобой поговорить.

Биргитта опять выпрямилась и сунула под себя ладони.

— Поговорить? О чем?

— О твоем поведении. Я услышала о тебе не самые приятные вещи. Скажи-ка, чем это ты занималась в прошлую субботу?

Биргитта сжала губы, закусив их до боли.

— Ну? — допытывалась Эллен

Биргитта качнулась всем корпусом:

— Да ничем таким особенным. А что, это Маргарета с Кристиной про меня всякой фигни нарассказали? Блин, они вечно ко мне вяжутся, врут про меня и цепляются к любой ерунде. Я не понимаю, почему они...

Эллен набрала воздуху в грудь и перебила:

— Никто про тебя никакой фигни не рассказывал, Биргитта. Успокойся. Я просто услышала кое-что, и от наших девочек, и от других, и я хотела бы узнать — это правда?

Биргитта подалась вперед, по-прежнему не вынимая из-под себя ладоней, ее голос понизился до шепота:

— Что же ты такое услышала?

Эллен кашлянула и еще раз потерла вмятинки от очков на переносице.

— Я разговаривала сегодня с Марианной из комиссии по делам несовершеннолетних. Она сказала, ты в городе стала притчей во языцех. В буквальном смысле. Что некий стишок про тебя — у всех на языке. Кристина и Маргарета тоже об этом слышали, но отказались повторить и объяснить, о чем он...

Она отпустила наконец переносицу, уронила руку на колени и, вздохнув, опустила глаза:

— Вчера звонил дядя Стиг. Он тоже слышал про этот стишок. И знает его наизусть. Кроме того, он сказал, что ты легла в субботу сразу с тремя парнями. Он сам разговаривал с девушкой, которая все это видела. Комиссия ею уже занимается, Стиг сам ее отвез в какое-то заведение для девочек. Он говорит, она рассказала о тебе массу всякого, пока ехала с ним в машине. В особенности про прошлую субботу. Что ты была пьяная. Что ты лежала на траве в Вараму и позволяла троим мальчишкам, одному за другим... — Ее голос пресекся, она прижала руку к горлу и не могла больше говорить.

Биргитта сжалась в комок на диване, подобравшись, словно зверек, готовящийся к прыжку. Но пока еще не шевелилась, не шевелилась и ничего не говорила, но уже чувствовала, как сквозь стиснутые зубы начинает пробиваться тихое шипение.

Марианна! Стиг Щучья Пасть! Кристина и Маргарета! И какая-то чертова дура чистоплюйка! Когда же она со всеми ними расквитается? Когда, черт побери, она расквитается со всеми этими сволочами, которые только и думают, как бы поломать ей жизнь, как прежде поломали жизнь Гертруд! Они все хотят ее убить! Растерзать в клочья, как растерзали Гертруд своей злобой и клеветой, своими постановлениями комиссий по борьбе с пьянством и по делам несовершеннолетних! Почему нельзя было оставить их в покое? Почему им с Гертруд не позволили спокойно жить вместе, зачем было отрывать Биргитту от единственного на свете человека, с которым ей хотелось быть? Из-за этого Гертруд оказалась одна в своей квартире и умерла, а если бы Биргитту оставили с ней, не отволокли к Старухе Эллен и не держали там насильно, то никогда бы это не случилось. Потому что Биргитта всегда поворачивала Гертруд, если та болела и ее тошнило, — она с малых лет уже знала, что Гертруд нужно положить на живот, что ей нельзя лежать на спине, когда она выпила банку-другую. Но Биргитты рядом не было. Они убили Гертруд тем, что забрали от нее Биргитту! А теперь и ее очередь, и ее тоже растерзают в клочья!