Анчи Мин - Императрица Орхидея

Наши интимные отношения снова возобновились, и во время близости он всегда был внимательным и нежным. Однако стоило нам закончить с любовной игрой, как он снова впадал в беспокойство. Он говорил, что за последний год его двор не получил ни одной хорошей новости, и от этого у него опускались руки. Возникало ощущение, что, работай он хоть до умопомрачения, спасение Китая все равно за пределами его возможностей.

— Китай приговорен судьбой! — мрачно говорил он.

Поэтому он все чаще отменял аудиенции, уходил в себя и проводил долгие часы, воображая себя императором другой эпохи. Он сидел без движения с затуманенным взглядом, грезил наяву и оживлялся только тогда, когда описывал мне свои блистательные видения.

Глядя на то, как быстро растет груда нетронутых документов, я нервничала и тоже впадала в отчаяние. Его внимание не казалось мне столь желанным, когда я знала, что рядом с нами министры и генералы ждут императорских указаний. Я боялась, что за это сочтут ответственной меня — наложницу, которая соблазнила императора, и молила Сянь Фэна не относиться к своим обязанностям столь небрежно.

И когда мои усилия ни к чему не приводили, я сама брала документы и начинала их читать. Некоторые параграфы из них я читала вслух. Потом ждала, пока Сянь Фэн обдумает ответ. Когда ответ был готов, я ставила на донесении резолюцию императорским почерком. Чаще всего встречались такие резолюции: «Я просмотрел», «Мне все ясно», «Я принял к сведению» или «Дарую вам разрешение продолжать». Император просматривал то, что я написала, и ставил свою подпись.

Такая форма работы ему даже стала нравиться. Он хвалил мои способности и быстрый ум. Спустя несколько недель я превратилась в неофициального императорского секретаря и просматривала все, что поступало к нему на стол. Мне стал близок и понятен его стиль мышления и способы ведения дискуссий. В конце концов я наловчилась составлять письма, столь похожие на императорские, что даже он сам иногда затруднялся сказать, в чем разница.

Летом у нас возникли трудности: некоторые министры имели право входить к императору без доклада, кроме того, в жару мы оставляли окна и двери распахнутыми настежь. Тогда Сянь Фэн приказал мне переодеться в одежду мальчика-слуги, ответственного за письменные принадлежности. Я спрятала свои длинные волосы под шапочкой, переоделась в простое платье и притворилась, что я молодой евнух, который растирает чернила. В таком виде никто на меня внимания не обращал: головы министров были слишком заняты другими проблемами.

К концу лета мы покинули Большой круглый сад и перебрались обратно в Запретный город. По моему настоянию император Сянь Фэн снова начал вставать на рассвете. Умывшись и одевшись, он пил чай и съедал чашку каши из красных бобов, кунжута и лотосовых семян. Потом в разных паланкинах мы отправлялись во Дворец духовного воспитания. К тому времени двор уже успел осознать всю серьезность болезни императора. Придворные были в курсе, что его легкие и сердце слабы, что черные мысли забирают его жизненную энергию, — и приняли его пожелание, чтобы я сопровождала его на аудиенции.

От нашей спальни и до зала аудиенций можно было пройти пешком за полминуты, однако этикет требовал другого: император ни в коем случае не должен был передвигаться на собственных ногах. По-моему, это было пустой формальностью, на которую родило к тому же непростительно много времени. Однако позже я поняла, какое значение имеет ритуал в глазах министров и других подданных империи. Главная идея заключалась здесь в том, чтобы отделить благородных людей от простых, потому что соблюдение дистанции порождает миф, а миф укрепляет власть.

Как и его отец, Сянь Фэн очень строго относился к пунктуальности своих министров, однако совершенно не считал нужным заботиться о своей. Представление о том, что в Запретном городе все только для того и существуют, чтобы удовлетворять потребности Его Величества, внедрялось в его сознание с самого детства и со временем только укреплялось. Он требовал от других абсолютной преданности и совершенно не обладал чувствительностью к нуждам других. Часто он назначал аудиенции на рассвете, забывая о том, что в таком случае вызванный им человек должен был отправляться в путь еще ночью. При этом никаких гарантий относительно соблюдения времени назначенной аудиенции никому не давалось. По правде говоря, император принимал даже не всех вызванных им самим на аудиенцию людей, когда дела шли не так, как предполагалось, первоначально назначенные встречи откладывались и отменялись вовсе, иногда про вызванных чиновников просто забывали, и они могли часами простаивать в темноте или под дождем. Такое ожидание порой длилось неделями, а потом несчастному без всяких объяснений приказывали возвращаться домой.