Анчи Мин - Императрица Орхидея

Ли Ляньин разбудил меня уже на рассвете.

— Дождь перестал, моя госпожа, — сообщил он. — Астролог сказал, что мы можем немного отдохнуть.

— Мы были в воде? — спросила я.

Он немножко помедлил с ответом, а потом сказал:

— Будь вы рыбой, моя госпожа, вы бы наверняка выплыли.

Мой паланкин опустили на землю, и я вышла на свежий воздух. Все мое тело так болело, словно побитое.

— Где мы?

— Деревня называется Весенние Ручьи.

— А где Тун Чжи?

— Его Юное Величество находится с императрицей Нюгуру.

Я отправилась их искать. Они отстали от меня приблизительно на полмили. Нюгуру приказала сменить своих носильщиков. Вместо того, чтобы винить мокрые дороги, она решила, что во всем виноваты носильщики.

Нюгуру рассказала, что ей тоже снился сон. Только в отличие от меня, она попала в замечательную, мирную страну, где у нее было зеркало во всю стену. Страна эта была спрятана в глубокой горной расщелине. Туда проводил ее такой-то буддист с длинной белой бородой до пола. Все ею восхищались и оказывали королевские почести, а на головах ее подданных сидели белые голуби.

После недолгого препирательства Тун Чжи согласился пересесть из огромного, величиной с палатку паланкина Нюгуру в мой.

— Только ненадолго! — предупредил он меня.

Я старалась не огорчаться из-за растущей привязанности Тун Чжи к Нюгуру. Он был едва ли не единственной моей радостью в жизни. С тех пор, как я вступила в императорские владения, мое отношение к жизни слишком изменилось. Я больше не говорила, вставая с утра с постели: «Как хорошо я себя сегодня чувствую!» Все счастливые мелодии, которые раньше постоянно звучали в моей голове, теперь смолкли. Вместо этого меня постоянно преследовал страх.

Я убеждала себя, что в этом нет ничего экстраординарного, что все это неотъемлемая часть земного человеческого странствия. Радость — юности, а в зрелом возрасте она естественно пропадает. Мне следует стремиться достичь зрелости, как дереву, чьи корни с возрастом становятся все сильнее и крепче. Впереди меня ждет мир и счастье гораздо более глубокого свойства, чем прежде.

Однако пока еще длилась весна, хотя и без бабочек. Самое обидное было в том, что я знала, что все еще способна на страсть. Будь Тун Чжи ко мне ближе, бабочки наверняка бы ко мне вернулись. На все остальное я могла бы махнуть рукой — даже на свое одиночество и на желание иметь мужчину. Чтобы вынести эту жизнь, мне так нужна была любовь сына! Но Тун Чжи, хоть и сидел вроде рядом, на расстоянии вытянутой руки, душой был так далеко, словно нас разделял океан. Я все делала для того, чтобы завоевать его привязанность, однако судьбой было предопределено, чтобы у меня из этого ничего не вышло.

Мой сын наказывал меня за те принципы, которые я внедряла в его маленькую голову. Когда он видел меня, то на лице его появлялось одно из двух выражений: либо совершенно отчужденное, словно мы вообще с ним незнакомы и, что самое интересное, знакомиться со мной он совершенно не желает; либо недоверчивое. Он никак не мог понять, почему я единственная на всем свете позволяю себе ему перечить. Взгляд его явно свидетельствовал о том, что он подвергает сомнению само мое существование. Но стоило нам вступить в борьбу, как выражение его лица становилось насмешливым.

В ясных глазах моего сына я была полным ничтожеством. Моя преданность этому маленькому существу низводила меня до уровня кости в императорском супе, а супчик этот варился на императорской кухне вот уже в течение двух столетий.

Однажды я видела, как мой сын играет с Нюгуру. Тун Чжи изучал тогда карту Китая. Ему доставляло несказанное удовольствие, когда Нюгуру не могла найти какой-нибудь город или провинцию. После тщетной попытки найти Кантон, она принялась умолять его, чтобы он разрешил ей удалиться. Он даровал ей свое разрешение и даже предложил в качестве поддержки свою руку. Ее слабость казалась ему глубоко привлекательной. Когда он защищал ее от меня, то чувствовал себя настоящим героем.

Я не могла не любить своего сына, я не могла погасить в себе эту привязанность. В тот самый момент, когда Тун Чжи появился на свет, я поняла, что полностью принадлежу ему. Я жила только для его благополучия, и на свете не существовало ничего важнее.

Пусть я страдаю, мне следует так настроиться, чтобы принять это, как данность. Мой долг — всеми средствами помочь Тун Чжи избежать судьбы своего отца. Сянь Фэн был императором, но у него явно отсутствовало реальное понимание своего назначения. С детства его воспитывали на лжи, и умер он в полном смятении ума.