Евгений Попов - Ресторан «Березка» (сборник)

Или, вернее, мы сами ее останавливаем. Мы крайне вежливо спрашиваем, как нам пройти в Колобовский переулок, потому что мы – художники, у нас там мастерская. Нам крайне вежливо предлагают предъявить документы...

Да, я еще не описал редакцию одного журнала, мимо которого мы проходили. Впрочем, стоит ли? Не стоит... Что было, то быльем поросло...

А ведь помнится, тогда, в 1976 году, кипел, переживал, возмущался, что это, дескать, несправедливо. Даже, помню, собирался писать письмо покойному редактору П., чтобы он обратил внимание на безобразия. Что, дескать, 2 рассказа, лично вами одобренные и мною доработанные, мне возвращают без видимых на то оснований, а это неправильно и несправедливо. И что сами же ведь позвали сотрудничать в журнале, отчего еще более обидно, хотя, спрашивается, какая разница?..

Ай, ладно... Хватит ныть, делом нужно заниматься... Помню, вышел тогда, в 1976-м, на улицу, глубоко вздохнул – весна была, клейкие листочки на деревьях проклюнулись... Вздохнул, постоял, куда-то дальше двинул шустрить по Москве, по редакциям ее, по издательствам...

Ладно... Хватит... Делом, делом нужно заниматься, молодой человек. Делом. Заниматься. А не ныть и подвывать. Поэтому вершим далее свой скорбный

путь. Останавливаем патруль и крайне вежливо, топоча ногами, взявшись под руки, как две московские старухи, спрашиваем: нельзя ли нам пройти через Петровку в Колобовский переулок, потому что мы художники и у нас там мастерская. Нам крайне вежливо предлагают предъявить документы. Мы и предъявляем, пожалуйста. «Пожалуйста, идите, товарищи. Направо идти нельзя, ступайте прямо, там свернете налево через проходной двор», – говорят нам, внимательно просмотрев наши документы и отдав рукой честь.

Пересекаем освещенную Петровку. Вдали – продолжается колебание марева, но лишь в виде оцепления, а не людских толп, ибо сама Петровка пуста. Не маршрут!

Проходим по Среднему Каретному переулку, где справа торец здания под названием Петровка, 38, слева – спиралеобразный двухэтажный гараж, построенный в конце 20-х, и Свердловский райком КПСС, идем по этим заповедным уголкам, воспетым В.Высоцким, сворачивая от магазина «Отдел заказов» направо... И все, получается, кружим, кружим вокруг грозной Петровки, 38, которая всегда начеку, и даже за полночь не гаснут ее серьезные окна. А вот интересно, большая в Москве преступность или нет? Часто ли и с какой периодичностью убивают, грабят, насилуют, раздевают, воруют и так далее... Судя по размерам здания – да. Судя по тому, что здание в размерах не меняется, – нет. Ах, если бы желания и позывы всех без исключения граждан привести в согласие с законом, какая чудная была бы жизнь! А патологических тех личностей, которым ничего не стоит пырнуть живое тело и пустить душу живу вверх облачком, – этих бы личностей исправить специальными таблетками, но не так, как в «Механическом апельсине», ибо там – Запад и капитализм, а как-нибудь по-нашему, по-социалистически. Чтоб они сами поняли: убивать нехорошо! Лишать жизни живое существо нельзя, ибо жизнь эту дал существу Бог, он ее и возьмет, когда ему надо будет. (А может, в этот момент и надо? Не знаю...)

И еще. «Ну, а как же, – спрашивает мальчик Федя. – Как же насчет коровок, ягняток, гусей, курочек? Сома можно колотушкой лупить? Свиньям можно глотки резать?»

«А елку рубить? А скалу взрывать динамитом? Ведь что делается: подложат динамит, и нету скалы!..» – продолжает он.

Ах, мальчик, ах, Федя! Не знаю я, честное слово! Не знаю, но верую: живое человеческое тело не убий, самому дороже станет, когда запылаешь вечным огнем в геенне огненной. А дух не убьешь, как ни старайся. Убитый дух – нонсенс. Убийство духа увеличивает вес камня на шее убийцы, но общее количество духовности в этом мире уменьшиться не может, как ни старайся. Элементарный закон воспроизводства...

...Однако и в самом деле – уж Новый год на носу, а я все никак не могу перевалить через рубеж 14 ноября 1982 года! Может, мне сократить объем посланий? Оборвать их прямо сейчас, на этой вот строчке, этом слове, этой бук...?

Или попридержать язык, чтоб уж столь явно не бросалась в глаза моя глупость. А то вот сплел... дух какой-то, убийство, геенна огненная... Псевдоглубокомысленностью все это называется или философией на мелком (ровном) месте. Безобразие! – говорю я.

Ибо, борясь за выполнение плана, занявшись штурмовщиной и приписками, я под конец года зримо понизил качество выпускаемой продукции, не угнавшись за ее количеством. Уж я стал лепить в снежный ком какие-то истории, ну уж совсем не имеющие отношения к посланиям, и это скверно, потому что, глядя с высоты полета, непременно обнаружится Ферфичкиным скудность, вялость и убогость моих посланий. Одно и то же, одно и то же – шли, шли, шли, идут, идут, идут. Исторические дома, внеисторические персоны. Нон грата, а если и «грата», то еле-еле, совсем чуть-чуть...