Евгений Попов - Ресторан «Березка» (сборник)

Зина Магранж и Андрон Воскресенский! Во время было, а? Здорово!..

Мы с Дмитрием Александровичем взялись «под ручку», чтоб не поскользнуться на льду, и миновали Драматический театр на Малой Бронной (гл. режиссер А.Л.Дунаев, А.В.Эфрос – просто режиссер. В зрительном зале 739 мест, все заняты).

– Давно были в Драматическом театре на Малой Бронной, Дмитрий Александрович? – спросил я Д.А.Пригова.

– Я там никогда не был, Евгений Анатольевич, – ответил Д.А.Пригов.

– Зато вы были в Польше, Дмитрий Александрович...

– В Чехословакии, в Чехословакии, Евгений Анатольевич...

Дальше, дальше, быстрее, туда, по бульвару, где впереди уже наличествует яркая освещенность улицы Горького и чугунный А.С.Пушкин высится, как утес. А в спину блуждающим уставился спиной чугунный же Климент Аркадьевич Тимирязев, блестящий популяризатор дарвинизма и естественнонаучного материализма, автор трудов по механизму фотосинтеза, биологической агрономии, методам исследования физиологии растений. Во главе группы из 107 профессоров вышел в 1911 году из университета, протестуя против реакционной политики правительства в области высшего образования, но все равно – пользовался заслуженным уважением в русском просвещенном обществе. А позднее и в советском, отчего скульптор С.Д.Меркуров и установил в 1923 году упомянутый памятник.

Между Тимирязевым и Пушкиным... И еще тут по совпадению ходит 107-й маршрут автобуса... Зря, кстати, В.Маяковский сказал в 1927 году М.Булгакову словцо «ТимЕРЗЯев» ( Катаев В. Трава забвения. М., Советский писатель, 1969. С. 307). Это какой-то определенной, знаете ли, нигилятинкой попахивает, разрушением и уничтожением, а я этого нынче не люблю. Я нынче, знаете ли, за соборность и, возможно, за воскрешение отцов. Я нынче, знаете ли, может, решил... Ну как бы это?.. ну... примитивно выражаясь, я, может, решил консерватором стать, а может, уже и стал им, а ты, Ферфичкин, и не заметил, а может, и всегда им был, а ты, Ферфичкин, не замечал... Никто не замечал... А может, и не был, может, и не стал...

...Герцен родился в доме № 25, где нынче Литинститут им. Горького, чтоб его, этот институт, черт побрал, потому что меня туда дважды не приняли, в 1963 и в 1974 годах, но я на них не обижаюсь, неизвестно, кто больше потерял...

Все скачу да скачу, как блоха, черт меня побери самого (тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, кладу православный крест)... Какой-такой Литинститут, когда мы еще МХАТ не прошли. Новый МХАТ. Цитадель. В амбразуры острожно выглядывает Искусство, заточенное в многомиллионное по своей стоимости здание, и робко любуется обитателями бульваров, людьми, спешащими по неотложным делам, или простыми прохожими, такими, например, как уже упомянутый драматург Ю., которого я здесь недавно встретил и который, указав палкой на величественное здание Храма Искусства, сказал непристойность, которую я не смею и не хочу повторять, потому что я с ней совершенно не согласен. Ибо был я в этой цитадели. Сначала мне там сильно понравилось, а потом я и думаю: с чего бы это мне там вдруг так сильно понравилось? Так и не знаю до сих пор, понравилось мне там или нет. Скорей всего, понравилось, хотя странно получается в жизни, и я часто думаю о том, что когда отдельный человек или сообщество людей чего-либо достигают, то они за это тут же теряют нечто важное и изначально живое, ибо это живое при материалистическом воплощении довольно быстро мертвеет. Не было ничего, но было нечто. Есть все, но ничего нет. Холодно в этих громадных залах, где гуляет нарядная публика и буфетчица хлопает, отпирая бутылки с пивом и минеральной водой... А в сарае лучше было? А в бараке? Но как достичь гармонии? Как победить хаос? Я совсем не знаю. А кто знает? Знает ли кто? Может, кто и знает, да он давно помер, а гармонии все нет и нет. А хаос все есть и есть. И смерть – все есть и есть. Впрочем, и жизнь есть тоже, признаю, хоть это и неравнозначный ряд – жизнь, смерть, гармония, хаос... Ряд неравнозначен, но разве я в этом виноват?..

А напротив нового МХАТа расположен театр имени Пушкина, бывший Камерный театр Таирова, где бедный Александр Яковлевич сидел в 1950 году на скамейке Тверского бульвара, с угасающей слезой глядя на духовный остов своего детища. Умер в том же 1950 году. А.Я.Таиров похоронен на Новодевичьем кладбище. Печальная или счастливая судьба? Судьба какая? Не знаю. Что еще сказать об этой жизни?