Евгений Попов - Ресторан «Березка» (сборник)

Ну что ж, продолжим после паузы, помолясь Богу и оторвавшись от телевизора, где только что наградили орденами Ленина каких-то двух академиков и непосредственно после этого начали показывать очень красивый город Ереван. А вот теперь толкуют про искусственное сердце, как его вставляет какому-то русскому Владимир Спиридонович Гигаури в ответ, по-видимому, на американское сердце, вставленное недавно какому-то американцу. Владимир Спиридонович говорит американцам, что он их поздравляет с искусственным сердцем, но что у наших ученых подход к проблеме другой, потому что наш человек должен быть более лабилен, более не связан с источником питания. Также какой-то Вадик Репин победил на конкурсе имени Венявского в Люблине... Где этот Люблин, кто знает? Кто знает, где вообще все?.. Люблин... Люблино... Вот Н.Озеров знакомит зрителей со спортивной тематикой, и какой-то ловкий мальчонка в белом пиджаке уже бойко докладывает, как он с кем-то «разделил серебро». Нет, все-таки славно жить на свете, славно! (Тьфу-тьфу-тьфу, через левое плечо!) И действительно, куплю-ка я подержанный автомобиль «Запорожец», ведь не просто болтают, когда говорят, что подержанные «Запорожцы» нынче страшно подешевели ввиду перепроизводства и повышения общего уровня жизни народа. А что – накоплю денег и куплю. Закончу автошколу и сяду за руль. Народ я уже достаточно изучил, вчера опять в автобусе пуговицу оторвали, так отчего бы мне не купить теперь автомобиль и не разъезжать по улицам Москвы, как какой-нибудь мистер X.?

Ну вот, опять разболтался. И опять не по делу. Нехорошо это... Не-хо-ро-шо... Я снова стыжусь, я снова в отчаянии. «Не время болтать, не время расплываться почти до полного смыва контуров», – прошепчу я себе перед тем, как снова немедленно продолжить описание наших с Дмитрием Александровичем траурных блужданий по улицам скорбной вечерней Москвы.

Помнится, я оставил себя и своего спутника на Суворовском бульваре у Дома журналистов, где визави через автостраду Гоголь сидит во дворе, грустный и чугунный (скульптор Н.А.Андреев). Блуждаем дальше. Говорим о том, что... И видим: воздух потемнел, зажглись печальные фонари. Ах, все здесь памятно сердцу на этом Суворовском, бывшем Никитском бульваре! В 1964 году я, будучи студентом, участвовал в Первомайской демонстрации трудящихся, и наша колонна формировалась именно здесь, на Суворовском бульваре, около Дома журналистов. Я нес портрет Н.С.Хрущева, который той же осенью ушел на пенсию по независящим ни от кого обстоятельствам. Тогда, в 1964-м, мы двигались по улице Герцена через Манежную, ныне 50 лет Октября, площадь. Я видел правительство. Милиция говорила в мегафон. В конце Красной площади, у самой реки, сразу же за храмом Василия Блаженного, стоял громадный передвижной туалет зеленого цвета, в который входили и выходили, и если ты, Ферфичкин, сочтешь, что эта деталь бытия здесь неуместна, то я со спокойной душой с ней расстанусь, хоть и считаю, что деталь эта положительная, подчеркивающая заботу о людях. Не было туалета. Милиция говорила в мегафон. Сразу за храмом Василия Блаженного (Покровским собором) начиналась река и отчаянно дымили трубы МГЭС № 1 им. П.Г.Смидовича. Я нес портрет Н.С.Хрущева.

Еще воспоминание. Если подойти по Суворовскому бульвару к Никитским воротам и стать спиной к Кинотеатру повторного фильма, где, согласно мемориальной доске, прошли детские годы Н.П.Огарева, то по правую руку видения будет церковь Большого Вознесения, где 13 февраля 1831 года у поэта Пушкина погасла венчальная свеча, а по левую руку, за гастрономом, – опорный пункт милиции, куда весной 1979 года, в период разгара известных литературных событий, был вызван повесткой 69-летний поэт Л. уроженец Одессы. Для объяснения – зачем он разбил кулаком толстое настольное стекло какой-то канцелярской литературной крысы мужского пола. Л. спокойно рассказал майору, что в процессе выдачи ему, просителю, какой-то незначительной справки канцелярская крыса мужского пола оскорбил его, выразив отдельными пофыркиваниями, хрюканием и прямыми словами сомнения в том, что он, Л., участвовал в Великой Отечественной войне. Отчего поэту Л., провоевавшему всю эту войну и имеющему боевые награды, стало обидно, дико, тоскливо, и он, не сдержавшись, ударил по толстому настольному стеклу кулаком, присовокупив ряд нецензурных выражений, за которые он просит извинения у случайно находившихся на месте инцидента дам, женщин, либо девушек, если они там, конечно же, были и если грубый солдатский мат столь непереносим их хорошенькими ушками. Перед дамами извиняется он, 69-летний поэт Л., и даже готов сделать это письменно, но отнюдь не перед канцелярской крысой, сорокапятилетним щенком, который не смеет, да, не смеет унижать фронтовика, участника Сталинградской битвы, тонувшего в Балтийском море и горевшего на Волге.