БРАТ ДЕДЫ ПАШИ ДЕДА САША
был старостой в селе Амельяново. С ним приключилась одна история. Думаю, она заинтересует тебя, Ферфичкин, и что-то прибавит к сумме твоих представлений о жизни.
Нет, не та с ним приключилась история, что его отец, мой прадед по материнской линии, был выслан со всем семейством и скарбом из Таганрогской губернии в Сибирь. Деду Сашу я не помню, разница между датами моего рождения и его смерти составляет около шести лет, зато деда Паша рассказывал, как мальчонкой шел он за телегой через всю страну с берегов ласкового Азова прямиком в мохнатый кедрач, который тогда еще не вырубили, в село Амельяново, где жили декабристы, были прощены, умерли, обогатив культуру местности, и об их горькой доле распевала на областных смотрах художественной самодеятельности официальная народная сказительница Фекла Чичаева. С дедой Сашей приключилась совсем другая история, но я вернусь к ней позже, а сначала изложу на этих страницах скудную семейную легенду.
Дело в том, что царь Александр Второй наконец-то освободил в 1861 году рабочих и крестьян от безмерного господства над ними фабрикантов и помещиков. Ура! Долой крепостное право! Долой барщину, испол, оброк, право первой ночи! Долой крепостные театры, где молодые актеры и парикмахеры плачут от невозможной любви при оплывающем свете сальных свечей! Нечеловеческий хрип долой – будем все, кудрявые, собственную землю пахать и, засыпав «пашеничку» в амбары, запоем, запляшем, заиграем на гуслях. Возможно, Ферфичкин, что именно так думал трудовой народ, ибо отец деды Паши и деды Саши, слабопредставляемый мной прадед Данила, зажил после «Манифеста 19 февраля» мечтаемым образом: укрепился, взошел, хату переделал в дом, возил урожай в Таганрог, всерьез подумывая об оптовой торговле и о гимназии для отпрысков, чтоб они там по капле выдавливали из себя раба, как А.П.Чехов, тоже уроженец таганрогских пространств, с отцом которого прадед Данила, отнюдь не исключено, что мог и встречаться в степи, на рынке, в церкви, куда богомольный Павел Егорович направлял петь своих взрослеющих сыновей, о чем они потом вспоминали с неудовольствием и раздражением, и отнюдь не исключено, что мой прадед тоже где-нибудь там стоял за церковной колонной и гипотетически вполне мог похристосоваться на Пасху с Антоном Павловичем. «Отнюдь не исключено, но еще более маловероятно», – усмехнешься ты, Ферфичкин, и, скорее всего, окажешься прав.
Вот так-то, друг. Слабопредставляемый прадед Данила привез в город пшеничку и, хорошо ее продав, направился якобы в «царев кабак», где на радостях мертвецки выпил, а при расплате у него обнаружили фальшивую «катьку», то есть ассигнацию с портретом Екатерины Второй Алексеевны, которая завоевала Крым, сочиняла романы и являлась приватной покровительницей упомянутого в эпиграфе французского писателя и просветителя Вольтера Мари Франсуа Аруэ, почетного члена Петербургской Академии наук (1746).
Вскричали! Были биты стекла! Через урочное время прадед Данила был направлен вместе с семьей осваивать сибирские пространства целинных и залежных земель. Деда Паша шагал за телегой, а деда Саша, как грудничок, сидел с женщинами в той же телеге. И в знойном мареве августовского полдня исчез славный город Таганрог, откуда не глядел им вслед А.П.Чехов, ибо он к тому времени тоже покинул родину и уехал в Москву, чтобы всерьез заняться литературой, хоть и в юмористических пока журнальчиках.
А недавно, Ферфичкин, вышел я из дому в Теплом Стане, чтобы купить сигарет «Астра», и, проходя мимо братского магазина «Ядран», увидел среди пестрой толчеи многонационального советского народа, приобретающего все, чем торгуют в этом магазине югославы, что к магазину лихо подкатывает машина «Жигули», за рулем которой сидит дурак с усами, цепочками, брелками, весь в коже и вельвете. А на ветровом стекле у него имеется значительная надпись, выполненная зарубежными зелеными буквами:
«TAGANY ROG»
– Ах ты, гад рогатый! – неизвестно почему обозлился я, тоскливо озираясь у закрытого табачного киоска. Хотя, собственно, что дурного, Ферфичкин, в такой идиотической надписи? Каждый тянется к культуре. Каждый шагает в ногу со временем. И если мне досталось получить привет с прародины таким образом, то и на это Божья воля – контакт есть, и я теперь окончательно вспомнил Tagany Rog, через который еще совсем недавно ехал в грязном поезде с битыми стеклами и драными дверьми, Таганрог, город, который мои предки покинули в XIX веке по независящим ни от кого обстоятельствам.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу