Прошел месяц, другой. Как Саша и предполагал, сумасшедшие джеймс-бонды не фланировали толпами по бирмингемским улицам, не танцевали на лондонских дискотеках и даже не продавались в нью-йоркских универмагах, где, как известно, продается все. Впрочем, и Энджи не собиралась сдаваться. Не обнаружив нужного человека на Британских островах, она предпочла обвинить в неудаче географию. Это даже обрадовало Сашу. Парадоксальным образом переезд в Боснию приближал его к необходимому результату. Во-первых, между ними существовало молчаливое согласие о том, что если уж искомого специалиста не найдется на послевоенных Балканах, то не найдется и нигде. Во-вторых, возвращение на место пережитой травмы могло помочь Энджи окончательно излечиться, прийти в себя и зажить наконец нормальной жизнью.
Практически все обстояло как нельзя лучше. Энджи без труда получила в университете грант на работу о своем земляке-писателе, Нобелевском лауреате. Лучшее прикрытие трудно было придумать. В Травник возвращалась не местная бесправная беженка, а английская исследовательница, доктор всемирно известного университета, находящаяся под официальной защитой и покровительством размещенных в Боснии европейских учреждений. Поэтому никто не должен был удивляться тому, что около выкупленного ею дома время от времени останавливался джип с опознавательными знаками миротворческих сил. Познакомившись с Энджи, Колька почел за благо перепрятать оружие в схрон травникского дома. Сарай в Вышеграде оставался безопасным, пока никто не суетился вокруг, но не в новой ситуации, когда, расконсервировав джип, они совершили несколько выездов, неизбежно привлекая к себе нежелательное внимание.
Энджи, вернувшись после восьмилетнего отсутствия в места, где она родилась и выросла, сделала все, чтобы не быть узнанной. Конечно, более всего ей помогал в этом статус заграничной ученой докторши и измененная в свое время на английский манер фамилия, но, не полагаясь только на это, она еще и довольно искусно старила себя при помощи одежды и грима. Продукты и все необходимое закупала в соседних городках, чтобы ненароком не выдать себя, наткнувшись на бывшую школьную подружку в суете травникского рынка или в местной лавке. Изменяя внешность, выезжала в Вышеград, в Баня Луку, в Сараево, бродила там по улицам, сидела в кафе, знакомилась с людьми — все без толку.
Саша снял себе квартиру в Вышеграде. Он намеренно не настаивал на том, чтобы жить вместе с Энджи в травникском доме. Помимо соображений безопасности, в этом был все тот же лечебный резон: пусть Энджи немного поварится в собственном соку, окончательно поймет бесплодность своих фантазий. Как-то, заехав навестить, он посоветовал ей хотя бы для отвода глаз все же заняться земляком-лауреатом и с удивлением услышал, что она действительно начала писать свое исследование и, более того, сильно им увлечена. Саша возвращался к себе в Вышеград, как на крыльях. Его любимая явно выздоравливала.
— Терпение и послушание, — радостно повторял он. — Терпение и послушание. Еще немножко — месяц, может быть, два — максимум, к Рождеству все закончится. Вернемся домой и поженимся. И сразу — детей. Двоих, троих, десятерых… сколько выйдет…
Жизнь определенно налаживалась.
В свой следующий приезд он впервые осторожно заговорил о возвращении. К его удивлению и радости, Энджи не оборвала сразу, не накричала, а просто перевела на другое. Это было хорошим признаком.
— Вот кончится ноябрь, и решим, что делать дальше. Хорошо? — предложил он уже намного уверенней. Энджи промолчала, что вполне могло быть истолковано как знак согласия.
И вот теперь — этот звонок… Почему? Что он означает? Кого она там могла найти? Что за чушь?.. Саша стал поспешно одеваться, одолеваемый дурным предчувствием.
Спустя полчаса он подъехал к колькиной стоянке. Колька, как всегда, задумчиво курил, сидя на скамеечке у будки и глядя в небо. Увидев Сашу, он встал и потянулся.
— Ну что, пора?.. Хватай мешки, вокзал отходит? А я уж думал, вы никогда не соберетесь. Неужто она четвертого нашла?
— Откуда ты знаешь? — Оторопел Саша.
Колька усмехнулся.
— По запаху. От тебя, друган, страхом пахнет. Погоди, я только будку запру.
* * *
Саша Берлу не понравился. Суетливый какой-то, испуганный — в глазах вопросы дурацкие мечутся: «кто вы, Майк?», да «что вы, Майк?», да «откуда вы такой взялись, Майк?» — а вслух спросить боится. А вот второй парень оказался ничего, нужной породы. Опытный «охотник на людей», Берл сразу отличил себе подобного — по первому колькиному взгляду, внешне ленивому, недолгому, будто случайно мазнувшему приветливой голубизной из-под белесых ресниц. Эдакий субтильный недотепа — молча сунул вялую костистую ладонь для рукопожатия да и сел себе поскорее в уголок. Обычный наблюдатель и не заметил бы, как на долю секунды высунулся из безмятежной сини хищный ястребиный клюв, выклюнул быстрым клевком всю суть стоящего напротив человека и унес к себе, в недоступное гнездо, разбирать по косточкам.
Читать дальше