Тогда ему снова придется включать воображение, строить догадки, искать ответы в услужливом небе, охотно берущем в кабалу таких дураков, как он… зачем? Не лучше ли покончить с этим сейчас, раз и навсегда? Просто позвонить в дверь, глянуть одним глазком, убедиться: точно, сороконожка… и уже потом со спокойной душой приступать к намеченной программе самооглушения?
Другая неясность касалась дочери. В настоящий момент он думал о ней поразительно мало, а когда думал, то не испытывал ровным счетом никаких особенных чувств. Но именно это обстоятельство тревожило Кольку более всего. Подобная бесчувственность означала одно: сознание, и без того до крови израненное происходящими событиями, просто отложило эту новую проблему на потом. Она, эта проблема, была слишком тяжела, слишком огромна для того, чтобы взваливать еще и ее на избитые, изломанные, кровоточащие плечи. Но страусиная тактика души не отменяла самого факта: у него была дочь, тринадцатилетняя девочка по имени Вики, а значит, когда-нибудь, набрав достаточно сил, он вынужден будет взглянуть этому факту в лицо и соответствующим образом перестроить песочный замок своего мира.
Какая часть этого замка будет принадлежать ей? Каморка под лестницей? Комната на чердаке? Целое крыло, составленное из длинных анфилад и светлых, бальных, переполненных музыкой, залов? А может, весь мир без остатка? Сейчас он не мог об этом даже догадываться — мысли и воображение упрямо проскальзывали при любой попытке хотя бы представить себе эту неизвестную пока девочку, его дочь. Несомненно одно: так или иначе, рано или поздно ему придется заявить о себе, объявиться в доме, где живет бывшая Гелька, отныне делящая вместе с ним права на их общую девочку. Отчего бы не сделать этого уже сейчас, не откладывая в долгий ящик?
Итак, причин для поездки имелось более, чем достаточно. Тем не менее, Колька испытывал странное чувство, которое можно было бы определить, как бессознательное нежелание ехать в Ганей Ям. Он делал все для того, чтобы максимально отодвинуть момент, когда она наконец наступит — эта проклятая «необходимая ясность». Именно поэтому он настоял на том, чтобы они двинулись в путь без предварительного звонка; потом, когда у Кацо возникли какие-то проблемы с неизвестно куда и зачем нужными пропусками, Колька вдруг поймал себя на том, что радуется отсрочке, а возможно, и полной отмене визита. Почему? Кто знает… вероятно, его пугала та самая однозначная ярко освещенная взлетная полоса. Взлетная… она же — посадочная.
Колька помотал головой, отгоняя дурные мысли. Его слегка подташнивало от внутренней душевной сумятицы и неизвестности. Автомобили впереди притормаживали перед большим перекрестком. Светофор мигал желтым; дорогу на Газу была перекрыта сразу несколькими патрульными машинами. С десяток полицейских, надвинув на глаза фуражки, праздно расхаживали поперек шоссе. Пробка медленно продвигалась в очередь на левый поворот, в объезд закрытой зоны. Несколько крепких ребят с огромными рюкзаками на спинах переходили от машины к машине, вели короткие переговоры с водителями, шли дальше.
Берл опустил стекло.
— Шалом, братишка. Куда путь держите? — весело спросил веснушчатый парень лет двадцати, наклонив к окошку голову в вязаной кипе. От него пахло солнцем, силой и молодостью.
— В Гуш.
Глаза у парня загорелись.
— Не подбросите? Хотя бы двоих?
Берл пожал плечами.
— Садитесь. У вас пропуска-то есть?
Но парень уже выпрямился, замахал руками, подзывая своего друга. Они ловко побросали рюкзаки в багажник и вломились на заднее сиденье, счастливые неожиданной удачей.
— Уже три часа на шоссе… — пояснил первый. — Жарко.
Сзади загудели.
— Вы там живете? — поинтересовался Берл, трогая машину с места.
Парни переглянулись. «Конечно, нет… — понял Берл. — И пропусков у них нету. Это те самые, «оранжевые».
— Сейчас там многие живут, — уклончиво промолвил один из парней. — Жаль, что не все.
Берл снова пожал плечами.
— Да мне-то что, ребята. Дело ваше… смотрите сами.
Парни дружно кивнули кипастыми головами. «Дело ваше… — мысленно передразнил сам себя Берл. — Дело ваше… сука вы, молодой человек… даром что с пропуском.»
Настроение у него испортилось.
Она миновали перекресток и так же медленно двинулись по 34-ой дороге в направлении Сдерот. Все ответвления направо, включая ничтожнейшие грунтовые тропки, были перекрыты. Казалось, вся полиция Страны выстроилась вдоль шоссе. «Дармоеды… — подумал Берл, перенося свое раздражение на других. — Больше вам заняться нечем…» Он зло хмыкнул, вспомнив небоскребы папок в каморке старшего инспектора Литцмана.
Читать дальше