Алекс Тарн - И возвращу тебя…

— Тысячи? — присвистнул Берл. — Вот это да… А ты и в самом деле крупный политический деятель. Только мне ведь столько голосов не надо, бижу. Мне, знаешь, одного твоего хватит. Расскажи-ка мне о своей прежней профессии. Еще до эпохи твоего блистательного политического взлета.

— До политики? — Чико пожал плечами. — В профсоюзах, то есть?

— Так ты еще и в профсоюзах побывал? — восхитился Берл, снимая руку с Чикиного плеча. — Ну ты, брат, даешь… Послужной список, прямо как у Бен-Гуриона! Нет, я о другом. Девяносто первый год помнишь? После войны в Заливе? Тогда ты трудился, скажем так, по международной линии. Занимался завозом работниц полового труда из дальнего зарубежья. Что молчишь?

Чико вздохнул.

— Все правильно, — сказал он. — Спорить не стану. Занимался. Завозил. Даже собственный «массажный кабинет» держал наверху, на Кармеле, около гостиниц. Только тогда же и завязал с этим делом, в конце девяносто первого. Спрашивай, чего тебе надо, отвечу. У меня секретов с того времени никаких не осталось. Все чисто.

— Коля, давай фотки!

Колька вынул из сумки конверт. Он не понимал ни слова из разговора Берла с кучерявым сутенером, но это мало его смущало. Достаточно, чтобы Берл дал ему знать, когда дойдет до дела. Просьба достать фотографии означала, что этот момент вот-вот настанет. Он протянул сутенеру конверт и впился в него глазами, стараясь оценить реакцию. Краем глаза Колька продолжал следить за дядькой в красной футболке. По его расчетам, тот мог очухаться в любую минуту.

Чико со равнодушным видом просмотрел снимки. Увы… ничто не указывало на то, что лица девушек были ему знакомы. Колька вздохнул и вернулся к нескончаемому фалафелю.

— Кто они твоему другу? — спросил Чико, возвращая фотографии Берлу.

— Одна из них — его невеста.

Чико кивнул и отвернулся. Казалось, он собирается с мыслями. Тем временем «Че Гевара» пошевелился, поднял голову из тарелки с салатом и обвел всех недоумевающим взглядом.

— Привет, Авиад, — ласково сказал Чико. — Доброе утро. Будь другом, принеси арак. У Сасона есть бутылки в холодильнике.

Колька взглянул на Берла, но тот отрицательно покачал головой.

— Вы ведь не станете делать глупостей, правда, Чико?

Чико усмехнулся со странным выражением.

— Теперь уже нет. Самую большую глупость в своей жизни я сделал тогда, — сказал он. — Которая из сестер его невеста? Старшая?

— Младшая… погоди-погоди… откуда ты знаешь, что они сестры? Я тебе этого не говорил.

— Не торопи меня, ладно? — Чико потер ладонью лоб. — Без стакана арака я все равно говорить не смогу. Тут надо все по порядку… чтоб вы поняли… с самого начала.

«Че Гевара» принес арак, стаканы и тарелку маслин. Вид у него был испуганный.

— Спасибо, каппара, — кивнул Чико. — Ты пока иди, погуляй где-нибудь. Я позвоню, когда надо будет.

Он налил себе полную и начал пить мелкими глотками, как воду. Колька наблюдал за ним широко раскрытыми глазами. Водку, в такую-то жару… Поставив на стол пустой стакан, Чико потряс головой и принялся сильно растирать лицо обеими ладонями, как будто хотел содрать с него что-то липкое и раздражающее.

— Знаешь, я уже начал думать, что вы никогда не придете… — тихо сказал он наконец, кивая в такт каким-то своим мыслям. — Четырнадцать лет все-таки. Сколько раз я себе этот разговор представлял, а все равно неожиданно выходит. Но речь-то у меня давно заготовлена… Я ведь почему должен с самого начала рассказывать, как ты думаешь? — Чтобы вы меня не зарезали тут же на полуслове — вот почему. Потому что, если начну с конца, то непременно зарежете.

Чико усмехнулся.

— Я бы на вашем месте точно так и сделал…

Он снова потянулся к бутылке.

— Э, нет, — остановил его Берл. — Сначала толкай свою речь. А то с трибуны упадешь.

— Что ж… — Чико глубоко, как перед нырком, вздохнул. — К девяносто первому я в этом бизнесе уже не одну собаку съел, а целую стаю, причем большую. Без малого десять лет — это тебе не игрушки. Ну, не все десять… два раза в серединке пробовал завязать. И не смог. Тебе не понять. Я и сам-то не очень понимаю. Это как наркотик — тянет и все тут. Адреналин, наверное. Хотя, с другой стороны, какой там адреналин? Ведь не дерешься ни с кем, и опасности тоже вроде как никакой. Даже без «вроде как» — просто никакой.

— Проституция у нас не то что разрешена, но и не запрещена. Власти просто делают вид, что ее нет. Нельзя сутенерствовать, нельзя содержать публичные дома. Но эти два «нельзя» — никакие не «нельзя», а булшит, бычье дерьмо, да еще и тонким слоем намазанное. Потому что достаточно повесить вывеску «массажный кабинет» или какую другую… скажем, «курсы кройки и шитья»… и все — никакой закон тебя не тронет. И полиция такой кабинет не преследует, а наоборот, приветствует. По двум причинам: личной и общественной.