Александр Тарнорудер - Калитка для кошки

— Вы ревновали маму к Яглому?

— Что вы! Совсем нет! Понимаете, для меня этот дом был, как дворец. Мы всегда жили так бедно. Мне казалось, что я попала в сказку, к тому же, Хаим завалил маму подарками, да и меня тоже не обижал. Если кто и ревновал — так это Хения. Она очень скучала по своей маме. Она почти ни с кем не говорила, только с Марысей.

— Марыся приехала с ними из Варшавы? — снова подала голос Гала.

— Нет, Марыся появилась в день похорон Голды.

— Что значит, появилась? — не унималась дочь.

— Они вернулись с кладбища, с похорон, где промокли до нитки — в тот день прошел первый ливень, и раввин был просто счастлив. Он все хватал Хаима за рукав и бормотал: «Всевышний радуется, что взял к себе вашу жену, господин Яглом, он дал нам знак.» Не знаю, может, он хотел за дождь дополнительной оплаты и таким образом ее выпрашивал. Хения говорила, что с того дня не доверяет раввинам. Она закрылась в своей комнате, но к вечеру встревоженный громким кашлем отец уложил ее в постель. Тогда не было современных таблеток и уколов, только мед и горячее молоко. Доктор сказал, что есть хрипы в легких и прописал горчичники.

— Старые добрые горчичники! Меня ими в детстве пугали, чтобы по лужам не бегала, — заметила Света, — до сих пор не выношу запах горчицы.

— Хения проснулась среди ночи и почувствовала на себе тяжесть. То была Марыся, она так и пролежала у нее на груди три дня, отходила только, чтобы попить молока или выйти во двор — там в двери такая прорезь для кошки.

Мы переглянулись: вся эта история звучала довольно странно.

— С тех пор Хения и Марыся не расставались. Хаим поначалу протестовал, но потом смирился и разрешил оставить кошку в доме, особенно после того, как на четвертый день доктор заявил, что от воспаления легких не осталось и следа. Марыся была удивительная кошка, она позволяла Хении все, а Хения играла с ней, как с куклой, она с ней разговаривала, цепляла на нее какие-то ленточки, одевала шляпки, даже юбочки. Обычно кошки не терпят такого издевательства.

Гала встала и заявила, что пойдет поищет Марту.

— Так что же особенного? — спросила Лена, — вполне естественно, что в такой ситуации девочка нашла утешение в кошке.

— Это только начало истории, — Ханна подняла пустой бокал, — налейте мне, пожалуйста, еще вина.

— Извините, Ханна, я заслушался, — я поспешно наполнил бокал. Как правило, наши гости не стеснялись и обслуживали себя сами.

— Я должна вам немножко пояснить, какой была жизнь в сороковом году. Все очень бедно жили, не то, что сейчас. Сейчас столько всего в магазинах, а тогда ювелирная лавка господина Яглома была единственной на улице Алленби. Конечно, он был богатый человек, но, как сказать, бизнес не получался, тогда мало кто мог себе позволить купить даже простое колечко или серьги, не то что золото или бриллианты. Яглому пришлось поехать в Англию, чтобы продать бриллианты и привезти деньги — в Тель-Авиве никто не давал за них настоящую цену. Такое путешествие занимало несколько месяцев: пароходы в Лондон и обратно ходили от случая к случаю.

— Железный конь пришел на смену крестьянской лошадке, — хихикнул Юрка и нетвердой походкой пошел опорожняться.

— Нам домой еще ехать, скажите ему, что хватит, а то на «Фольксвагене» и так живого места нет, — взмолилась Юрина жена, тоже Лена.

— Так вот, — продолжила Ханна, — Хения очень не хотела, чтобы ее отец так надолго уезжал. Знаете, какими капризными бывают девочки в двенадцать лет.

— Знаем! — мы с Леной засмеялись и порадовались, что Галы нет поблизости, а то она бы обиделась дня на три. — А у тебя все еще впереди, — просветили мы Белку.

— Хения его просто изводила, а Хаиму и так приходилось туго, он не от хорошей жизни решил ехать. Да и, знаете, опасным делом была такая поездка. Война в Палестине не так чувствовалась, как в Европе, но письма Яглому приходили ужасные, особенно, когда начались бомбежки Лондона. Он, можно сказать, рисковал жизнью, чтобы добыть деньги на наше пропитание. Польша и Германия — исключались, в Копенгагене тоже появились немцы, у него оставались надежные партнеры только в Англии. Вам не приходилось пережить войны?

— Мы пережили оборону Тель-Авива, — гордо заявил Гарик, — война в заливе и СКАДы.

— СКАДы — это пустяки, — отмахнулась Ханна. — Это глупости, а не война, я тоже никуда из Тель-Авива не уезжала. За день до отплытия Хения закатила господину Яглому ужасный скандал, я даже не возьмусь перевести с польского ее ругательства. Такая домашняя девочка — и такие слова. Даже моя мама не выдержала и вмешалась… — Ханна покачала головой и попросила воды. — Лучше бы она этого не делала.