Питер Устинов - Старик и мистер Смит

— Вижу подворотню, но не вижу в ней двери.

— В бедных кварталах такое часто бывает. Зато посмотри под крышу — видишь, там что-то поблескивает? Это око электронного следящего устройства.

— Нас можно видеть изнутри?

— Да, и каждое наше движение записывается на пленку.

— И кто же нам нужен в этом доме?

— Мацуяма-сан.

Они перешли на другую сторону улицы, стараясь не промочить ноги, а это было непросто, так как по мостовой несся бурливый поток, желтый от грязи и глины. <���…>

На компаньонов нацелилось циклопье око радара и, видимо, осталось неудовлетворено осмотром, потому что из подворотни внезапно вылетели четыре свирепых барбоса, молчаливые, мрачные, бескомпромиссные. Мистер Смит взвизгнул и спрятался за Старика.

— Не советую превращаться в какого-нибудь внушительного зверя, — заметил Старик. — Эти собачки все равно не испугаются. Им вообще неведом страх.

— Что это за порода такая? — пролепетал мистер Смит, клацая зубами.

— Акиты. С четырьмя такими сторожами никакие запоры не нужны. Старик простер руку и сказал (разумеется, по-японски):

— Сидеть.

Псы послушно сели и впились белесыми глазищами в Старика в ожидании последующих приказаний.

— Неплохо, — признал Смит. — Однако собаки запросто могут и встать. Старик чуть опустил руку, повернул ладонь вниз.

— Лежать.

Акиты улеглись, но взгляд их оставался все таким же сосредоточенным.

— Может, пусть немножко поспят? — предложил мистер Смит. — А еще лучше, уснут надолго. Вечным сном, а?

Старик слегка зашевелил пальцами, словно играя гамму на невидимой клавиатуре.

— Придется повозиться. — Его голос зазвучал мечтательно, убаюкивающе. — Ой, как же вам хочется спать, — сообщил гипнотизер барбосам. — Вам приснятся косточки… много косточек…

Собаки вовсе не выглядели сонными и неотрывно смотрели на Старика.

— Я же говорю, придется повозиться.

— Можно внести предложение?

— Какое? — раздражился Старик, считая, что мистеру Смиту в его жалком состоянии можно было бы обойтись и без умничанья.

— Мне кажется, будет эффективнее, если ты поговоришь с ними не по-польски, а по-японски.

— Я заговорил по-польски? Старею. И Старик перешел на японский собачий:

— Вам очень хочется спать… Видеть сны о косточках… Внимательные глаза один за другим закрылись.

— Вам снится, что в дом пробрались чужие…

Акиты нервно задергали всеми шестнадцатью лапами.

— А вы их ка-ак цапнете за лодыжку…

Ощерились четыре клыкастые пасти, на мохнатых мордах выступила пена.

— Ну вот… а теперь можно спокойно спать… спать… Псы погрузились в глубокий сон.

— А они не проснутся до нашего возвращения?

— Не проснутся. Идем.

Когда на пороге появились двое незнакомцев, в доме началась настоящая паника — заметались какие-то уменьшенного размера женщины, по-средневековому закланялись, бормоча извинения, суетливые молодые люди.

— Мацуяма-сан? — обронил мистер Смит с высокомерием самурая, принесшего вызов на дуэль.

Челядь расступилась, словно воды морские, и пропустила компаньонов внутрь. Комнат в доме оказалось на удивление много, причем все были похожи друг на друга: голые стены, низкие столики, кое-где — свернутые одеяла.

В самой дальней из комнат обнаружился старичок, сидевший на диковинном сиденье — большой подушке с плетеной спинкой. Старичок был совсем древний, его усохшее, морщинистое личико разительно контрастировало с массивным, лысым черепом, где кожа напоминала гладкую поверхность барабана. Такая неравномерность натяжения кожного покрова, очевидно, доставляла Мацуяме-сан известные трудности: рот его был перманентно полуоткрыт, в уголке поблескивала слюна. Когда приходилось говорить, старичок произносил слова медленно и неуверенно, с натужным причмокиванием. Глаза (впрочем, обычно зажмуренные) были неопределенно-глиняного цвета и казались двумя узенькими шрамами. Несколько седых волосков обрамляли лысину сиротливыми травинками на берегу пруда.

— Мацуяма-сан? — вновь произнес мистер Смит. Едва заметный кивок.

Мистер Смит опустился на корточки и жестом предложил Старику сделать то же самое, однако тот предпочел сесть на пол.

— Мы — друзья. Приехали издалека, — громко сообщил мистер Смит, резонно предположив, что старичок глух как пень.

Мацуяма-сан поднял узловатый палец, что означало: сейчас буду говорить, а вы уж решайте сами, слушать меня или нет. С иностранцами старичок говорил по-английски, с собаками и слугами — по-японски.