Тем временем Пегги Энн О'Брайен закончила вычерчивать на льду восьмерки и лениво поехала в сторону лодочного сарая. А я так ничего и не предпринял. Ничего не сделал за всю зиму. А ведь уже на носу март — скоро приспустят красный флаг на мачте возле катка, и мы вновь окунемся в сезон полиомиелита. Я, быть может, не доживу до следующей зим ы! Так чего же я жду? «Сейчас! Или никогда!» И я — как только она скрылась из виду — что есть мочи припустил вслед за шиксой. «Простите, — скажу я. — Можно мне проводить вас до дома?» «Можно мне проводить» или «Можно я провожу», — как правильнее? Мне ведь нужно говорить на идеальном английском. Чтобы ни единого еврейского слова. «Разрешите угостить вас горячим шоколадом? Можно мне узнать номер вашего телефона? Вы не будете возражать, если я как-нибудь позвоню вам? Мое имя? Меня зовут Элтон Петерсон», — эту фамилию я выбрал себе из телефонного справочника округа Эссекс. Я был уверен в том, что имя это стопроцентно гойское. К тому же оно звучало, как Ханс Кристиан Андерсен. Какой удачный ход! Всю зиму я тайно практиковался в написании своего мнимого имени. Я исписывал этим именем тетрадные листки на уроках, а после школы выдирал их и сжигал, дабы ничего не пришлось объяснять своим домашним. Я — Элтон Петерсон, я — Элтон Петерсон, — Элтон Кристиан Петерсон? Или это уже перебор? Элтон К. Петерсон? Я так сосредоточен на том, чтобы не забыть «свое» имя, я так спешу успеть в раздевалку до того, пока она успеет переобуться — одновременно я лихорадочно соображаю, что мне говорить, если она спросит про мой нос (старая хоккейная травма? Упал с лошади, играя в поло после воскресного посещения храма — переел сосисок на завтрак, ха-ха-ха!), — короче говоря, один из моих коньков упирается в кромку катка несколько раньше, чем я рассчитывал… — и я со всего маху грохаюсь на промерзшую землю. У меня выбит один из передних зубов. У меня открытый перелом большеберцовой кости.
Правая моя нога целиком закована в гипс на шесть недель. Доктор говорит, что у меня болезнь Осгуда Шлаттерера. Наконец, гипс снят, и я начинаю ходить, приволакивая правую ногу как инвалид войны. Папа ходит за мной по пятам и орет:
— Сгибай ногу! Ты что, собираешься всю жизнь так ковылять? Сгибай ногу! Ходи нормально! Хватит прикидываться Колченогим Оскаром, Алекс, а не то останешься калекой на всю жизнь!
Я останусь калекой на всю жизнь — в наказание за то, что под вымышленным именем гонялся на коньках за шиксами.
Доктор, с такой жизнью зачем мне мечты?
emp
Бабблз Джирарди, девушка восемнадцати лет, которую выгнали из Хиллсайдской школы, и с которой впоследствии познакомился в плавательном бассейне Олимпик-парка мой похотливый одноклассник Смолка — сын портного…
Сам бы я не подошел к этому бассейну ни за какие деньги — это настоящий рассадник полиомиелита и менингита, не говоря уже о кожных заболеваниях, а также о болезнях кожи головы и задницы; у нас даже ходят слухи о том, что какой-то парнишка из Викуахика однажды встал в ванночку для ног — прежде чем окунуться в бассейн, необходимо вымыть ноги, — и вышел из нее уже без ногтей. В то же время бассейн — как раз то место, где можно снять девочек, которые не прочь потрахаться. Вы не знали? Здесь можно найти шикс, Которые Готовы На Все! Если ты отважишься рискнуть заразиться полиомиелитом, или подцепить гангрену в ванночке для ног; если ты не боишься отравиться трупным ядом, поедая сосиски, или подхватить слоновью болезнь от куска мыла и полотенца — то, вполне возможно, ты получишь сексуальное удовлетворение.
Мы сидим на кухне у Бабблз. Когда мы пришли, она тоже была на кухне — гладила. В одной комбинации. Сейчас мы тут остались вдвоем с Манделем — листаем подшивки журнала «Ринг». Сама Бабблз ушла вместе со Смолкой в гостиную. Смолка пытается уговорить Бабблз заняться его дружками — исключительно ради его прекрасных глаз. Смолка уверяет, что нам нечего бояться брата Бабблз, бывшего десантника, потому что тот уехал на боксерский поединок в Хобокен. Он дерется под именем Джонни «Джеронимо» Джирарди. Отец Бабблз в дневное время работает таксистом, а по ночам возит разных мафиози. Сегодня он тоже обслуживает какую-то банду, так что вернется только на рассвете. О маме мы вообще можем не думать, потому что мать Бабблз уже давно умерла. Отлично, Смолка, отлично — я никогда еще не чувствовал себя в большей безопасности. Теперь мне не о чем волноваться. Разве только о качестве презервативов, которые я таскаю в своем бумажнике с таких незапамятных времен, что их наверняка уже съела плесень. Один толчок — и эта штуковина разорвется на мелкие кусочки прямо в пизде Бабблз. Что я тогда буду делать?
Читать дальше