Однако теперь все, даже самые завзятые критики и хулители праздных развлечений, словно сговорившись, в один голос твердили о блестящем, самом блестящем за последние годы сезоне.
Но ведь хорошо известно всем, а особенно тем красавицам, чье именно божественное присутствие придает блеск и изысканность знаменитым балам, что в самом совершенном жемчужном ожерелье не отыщется и двух абсолютно одинаковых жемчужин, и какая-нибудь из них непременно будет особенно превосходить прочие. Точно так же в сияющем великолепии прославленного ожерелья венских балов не было похожих, совершенно равных друг другу, и, как всегда, негласно один признан был самым ярким и блистательным.
В этом сезоне все говорили о том, что бал, данный в своем старинном родовом замке бароном фон Рудлоффом, затмил немалые усилия всех прочих вельмож и буквально потряс тех счастливчиков, что были в числе приглашенных, ослепив роскошью и размахом пресыщенную Вену, не изменив при этом утонченности, присущей потомкам только очень старинных и знатных фамилий.
Разъезжаясь под утро, в сладкой неге упоительного изнеможения, гости говорили друг другу, что последнее, бесспорно, заслуга блистательной баронессы фон Рудлофф, которая, как знали все, была полькой, причем королевских кровей, происходя из династии Радзивиллов.
Ее же взыскательные критики назвали самой очаровательной из всех венских красавиц, признав без колебаний, что баронесса Ванда фон Рудлофф затмила в этом сезоне всех, кто блистал до нее на протяжении не одного сезона, и по праву пожинала славу первых европейских красавиц. Ныне сияние их словно померкло слегка, оказавшись в тени ее неземной красоты и спокойного царственного величия.
И лишь немногие, чьи души в самой их потаенной глубине царапала острой куриной лапкой зависть, говорили, что успех семейства фон Рудлофф во многом определен тем, что несколько лет кряду они отдыхали or светской обязанности давать ежегодные балы, ибо за эти годы баронесса фон Рудлофф произвела на свет двоих детей и с головой ушла в материнство.
Таких было немного, но и они скоро были лишены удовольствия злословить по поводу чужого успеха, потому что события ближайших после бала дней надолго заняли внимание венской публики, повергнув ее в ужас и смятение и поразив общественное сознание до самых его глубин.
Этот сезон стал для Ванды действительно первым светским сезоном после нескольких лет добровольного и счастливого заточения в родовом поместье фон Рудлоффов, полностью посвященных двоим сыновьям-погодкам, старший из которых был произведен на свет спустя одиннадцать месяцев после чудесного излечения Ванды, к великой радости ее вельможного супруга.
С рождением второго ребенка последние сомнения и страхи, все еще таившиеся в самых потаенных уголках души молодой баронессы, окончательно покинули ее. Теперь она была абсолютно счастлива и спокойна. Иногда Ванде казалось, что вместе с двумя обожаемыми ее малютками, их чистыми, непорочными душами на свет появилась не замеченная никем еще одна счастливая и свободная от всяческих тягот душа. Это была ее собственная душа, обновленная, словно омытая святой водой, отринувшая смятения и страхи прежних лет, светлая и чистая. Но если обретение Вандой новой души осталось незамеченным для всех окружающих ее, даже самых близких людей, в числе которых первейшим был, разумеется, ее муж Фридрих, то изменения ее внешнего облика, которые исподволь, постепенно, но неустанно творила с ней ее новая, ничем не затуманенная душа, не могли остаться незамеченными. Настали времена, когда каждый новый день дарил окружающим счастье восторженно созерцать все новые и новые едва уловимые изменения в облике Ванды, творящие разительное в целом ее преображение. Исчезли угловатость и некоторая странность движений, временами порывистых, временами, напротив, пугливо-скованных; исчезли если не раздражающие, то уж по меньшей мере настораживающие близких быстрые короткие взгляды исподлобья, которые раньше затравленно, как раненый или смертельно напуганный зверек, бросала на мир молодая баронесса; стройная лебединая шея вдруг плавно подняла вверх маленькую изящную головку в обрамлении роскошных золотистых волос, а вместе с ней гордо вскинулся точеный подбородок; и, довершая картину, на мир прямо и с удивительным спокойным достоинством взглянули прекрасные, редкой миндалевидной формы серые лучистые глаза.
Все вокруг изумлялись: вроде бы ничего не изменилось в облике Ванды, те же черты лица, те же волосы и глаза, та же высокая стройная фигура, тонкие лебединые руки и изящная поступь, но это была совершенно иная женщина. И что-то в глубине сознания подсказывало людям: перед ними предстала древняя богиня, сошедшая с античных подиумов, или уж по меньшей мере — королева. Все удивлялись, относя произошедшие с баронессой перемены на счет благотворного воздействия беременностей и родов.
Читать дальше