Энтон Майрер - Однажды орел…

— Ну, мой мальчик, как чувствуешь себя, возвратившись в эту благословенную богом страну?

А позади него — чудо из чудес — стояла Силия Шартлефф в красивом платье лимонно-желтого цвета с глубоким вырезом а в шляпе с большими полями, теперь пополневшая, но все равно красивая. Рядом с ней Фред в костюме из шелка-сырца.

— Я не могла пропустить такой день! — сказала Силия, стараясь перекричать другие голоса. — Фред должен был уехать в Каунсил-Блаффс, но когда папа сказал, что вы приезжаете домой… — Громко рассмеявшись, она обняла его, а он вспомнил тот вечер у ворот ее дома, когда она потянулась к нему и поцеловала, а затем вырвалась и убежала. Тогда она поддразнивала Сома относительно его судьбы. Он представил ее Томми и наблюдал за ними обеими, все еще охваченный непонятным чувством: среди криков, свиста и добрых пожеланий, доносившихся со всех сторон, невозможно было связно думать о чем-либо. Ему хотелось обнять Томми, прижать ее к себе так, чтобы они оба услышали, как бьются их сердца.

Эмиль Клаузен, брат кузнеца Фрица Клаузена, теперь мэр города, очень важный и потный в своем темном костюме, белой рубашке и полосатом темно-бордовом галстуке, повел Дэмона через ликующую толпу к помосту, на котором стояли в шеренге более двадцати военнослужащих в форме. Те, кто вернулся с войны в Уолт-Уитмен. Эмиль но очереди представил их Дэмону. Среди них были: и старший сын Дика Таниера Гарольд, и Джон Стэйси — парашютист из восемьдесят второй воздушно-десантной дивизии, и сын Отто Снорни Билл, сержант с орденом «Серебряная звезда» и «Красной стрелой» — значком тридцать второй пехотной дивизии, и безрукий лейтенант из двадцать пятой пехотной дивизии «Тропическая молния», и сын Пег Элан, капрал из третьей дивизии морской пехоты, и племянник Теда Барлоу Ральф Лионе, артиллерист из военно-морского флота. Дэмон обменялся с каждым из них рукопожатием, для каждого нашел несколько теплых слов.

Эд Херкенталер вежливо попросил всех собравшихся сесть. Перед помостом, призывая друг друга к тишине, горожане рассаживались на складных стульях из бамбука, взятых по этому, случаю — Сэм знал это — из подвала городской церкви и из зала организации ветеранов иностранных войн. Новый священник, пухлый, круглолицый молодой человек но фамилии Эккерт, изобразив на физиономии серьезность и печаль, произнес немногословную речь о глубочайшей преданности стране, о необходимости веры в бога и о благах, ожидающих всех на небесах. Единственным достоинством его проповеди была ее краткость, и, когда кончилась заключавшая ее молитва, люди на Зеленой лужайке облегченно вздохнули. Дэмон поднял голову и посмотрел вниз, на новый памятник, пока покрытый белым миткалем. За священником выступил Эмиль Клаузен, говоривший нервно и неуверенно, затем к краю помоста подошел Уолтер Хэрродсен. Навалившись всем туловищем на задрапированные флагами перила с таким видом, будто он у себя в банке, Хэрродсен сказал:

— Сегодня мы собрались здесь, чтобы торжественно открыть новую мемориальную доску в память о наших сыновьях, павших в этой войне, — начал он. Несмотря на семьдесят шесть лет, его голос был сильным и звонким, без признаков дрожи, волосы на голове были еще густы и лишь едва тронуты сединой на затылке. — Это торжественный и важный для нас день. И здесь, на этой церемонии, никто так не радует нас своим присутствием, как человек, которого меня просили представить вам. Это самый прославленный из сыновей Уолт-Уитмена, который много лет назад оставил свой дом на Мэривэйл-стрит и вышел в мир, чтобы покорить его! Я знал его еще мальчиком, когда он был вот таким, когда он был школьником, блестящим спортсменом и превосходным студентом, когда он по шестнадцать часов в день работал на ферме Сайреса Тимрада и был ночным портье в отеле. Он был хорошим работником на ферме я хорошим ночным портье: отлично вел конторские книги и предоставлял людям комнаты, какие им хотелось; он даже поддерживал там порядок, когда было необходимо.

При этих словах многие пожилые люди из числа присутствующих понимающе закивали головами, поднялся одобрительный гул. Уолтер Хэрродсен улыбнулся и засунул руки в карманы пиджака.

— Было даже время, когда моя Силия немного втюрилась в него, как принято у нас говорить. Но потом она передумала… Я говорил ей, что она совершает ужасную ошибку, но вы знаете, каковы девушки в Уолт-Уитмене. — Он подождал, пока стихнет хохот. — Да, он казался во всем похожим на остальных, может быть, чуть спокойнее, чуть сильнее, чем большинство ребят его возраста. Но под этой покладистой, спокойной внешностью скрывалось что-то такое, о чем никто из нас не догадывался: чувство самопожертвования, любви и преданности пашей великой стране, горячий патриотизм, который в час испытаний ставил честь Соединенных Штатов превыше всего…