Энтон Майрер - Однажды орел…

— Почему же это для меня нет ничего святого? — продолжал Хэнкок. — Для меня все свято. Я… например, я категорически против гомосексуализма. Если не верите, можете спросить у Вейермахера…

— Стоп, лейтенант! — строго перебила его очаровательная мисс Поумрой. — Вы, право же, начинаете выходить за рамки приличия.

Дэмон взглянул на небо над Луарой: мрачное, серое, уходящее вдаль, подпираемое обнаженными деревьями. Итак, войне конец. Грандиозное дело, которому он отдался с безрассудным юношеским рвением и неиссякаемой гордостью, закончилось. Он хотел завоевать весь мир, а завоевал всего-навсего вот эту койку в госпитале и мечтает теперь о бутылке бургундского вина, да и то неизвестно, принесет ли ему ее сегодня Том Стиллман… Значит, представления Дэмона о себе, о войне и о мире были ошибочными. Он шел вперед, преисполненный честолюбия, бросался в бой, считая себя неуязвимым, но в действительности оказался таким же уязвимым, как и все другие. Та же, что и у всех, плоть и кровь. Такой же смертный, как и все.

Дэмон почувствовал неприятный, как от пронизывающего весеннего ветра, озноб, сопровождаемый острыми спазматическими болями в желудке, и чуть не поддался инстинктивному желанию позвать старшую сестру мисс Кармоди, чтобы попросить у нее что-нибудь болеутоляющее; как правило, в таких случаях она давала небольшую дозу морфия. Дэмон подавил в себе это желание, дрожащими руками достал сигарету и, закурив ее, глубоко затянулся. Уж если отвыкать от наркотиков, так надо делать это без колебаний и поблажек самому себе. Другие смогли отвыкнуть, значит, и он сможет. Не разжимая стиснутых зубов, Дэмон улыбнулся наблюдавшему за ним Боргстэду, плоское квадратное лицо которого все еще было влажным от обильного пота. Из Апжера по-прежнему плыл колокольный перезвон, теперь более умеренный, как будто колокола устали от шумного безудержного веселья.

Голоса больных неожиданно стихли: вошедший в палату доктор Маркус вполголоса разговаривал с мисс Кармоди. Позади них появилась мисс Бишоп, полная девушка с сильными руками и флегматичным лицом. Привычными размеренными движениями она втянула в палату сверкающую белизной и, как бы для обмана больных, весело позвякивающую эмалированную каталку-страдалку. Наблюдая, как Маркус неторопливо, тщательно разглаживая каждый палец, натягивал на руки резиновые перчатки, Дэмон почувствовал, как в груди его нарастает знакомое ощущение напряженной скованности.

— А мы-то думали, что сегодня обойдемся без этого, — монотонно проворчал Уоррентон.

— Да, я тоже надеялся на это.

Маркус приступил к методической обработке ран артиллерийского капитана Гроссмана. У него были ранены обе ноги, и они выглядели сейчас бесформенной мешаниной раздробленных костей и рваных мышц. Мисс Бишоп только что подала доктору длинный сверкающий зонд. Дэмон отвернулся; по неписаному правилу во время перевязки все обитатели палаты должны были занимать себя чем-нибудь, а не пялить глаза на того, над кем трудится доктор.

Дэмон снова устремил свой взгляд в хмурое ноябрьское небо. Да. война окончена. Солдаты его роты, наверное, подбрасывают сейчас свои каски, стреляют в честь победы в воздух, собираются в кафе, меняют шинели и форменные рубашки на вино… Так ли? Многие ли уцелели из его роты? Кто из солдат остался жив?

С дороги позади госпиталя донеслись печальные звуки духового оркестра, сопровождаемые мрачной дробью барабанов; с госпитального двора увозили умерших пехотинцев, наверное, капитана Кебхарта и одного-двух рядовых. Дэмон представил себе всю эту процессию: за оркестром медленно движется большой грузовик марки «додж» со сломанной рессорой и тремя покрытыми флагом гробами; рядом с бортами грузовика идут солдаты салютной команды, сформированной из угрюмых госпитальных ординарцев; винтовки торчат у них, как палки, и, наверное, нет ни одного солдата, который нес бы ее правильно; они не идут, а шаркают ногами в такт шопеновскому похоронному маршу; потом состоится короткая грубоватая церемония у открытых могил, тишину нарушит приглушенный низкими ноябрьскими облаками голос капеллана и далеко не дружный треск ружейного салюта…

— Десять-тысяч-долларов-каждому-возвратившемуся-домой, — уныло пропел Хэнкок в такт похоронному маршу. Дэмон бросил на него осуждающий взгляд, а Вейермахер, приподнявшись на локте, гневно крикнул:

— Рик, постыдись, ведь это повезли Кебхарта! Если ты не заткнешь свою поганую глотку, я встану и выбью тебе зубы…