Анатолий Приставкин - Вагончик мой дальний

Гость поймал наш взгляд, буркнул сквозь бороду, что в тайге всяко бывает, не только пальцы, голову люди теряют. Пошевелил обрубком и добавил, что тут — особый случай, но рассказывать долго, лучше закусить. А вообще-то бродит по горам и долам с до войны, сам из староверов, еще говорят — «кержаков», то есть не пьет, не курит, а камешки, минералы, видит сквозь землю, где, значит, что лежит.

— Как это? — удивилась Зоя. — Насквозь?

— Люди так думают… А по правде, я их не вижу, чувствую.

Зоя, уплетавшая за обе щеки сочные куски мяса, даже перестала жевать, так захватил ее разговор о чудесах.

— Чувствуете? Носом?

Гость громко захохотал, откидывая кудлатую голову. Шапка лежала рядом на траве.

— Да нет… Скорей кожей. Но объяснить не могу. Сам не понимаю. Чувствую — и все. Ты вот чувствуешь человека, какой он? Вот меня, к примеру?

— Кажется, чувствую, — отвечала Зоя серьезно. — Но причем тут камни?

— Так они живые, — сказал гость. И посмотрел странно в лицо Зое, а потом мне. Я вдруг подумал, что он не первым нам об этом говорит, а заглядывает в глаза, потому что привык, что ему не верят. Впрочем, я тоже не поверил. А Зоя поверила. У нее глаза разгорелись от таких фантазий. И он это почувствовал. Обращаясь только к ней, гость стал описывать, какой жизнью камни живут, впитывая добро или зло, как общаются с человеком, и как влияют на его судьбу.

— На чью? На мою тоже? — спросила Зоя, но поправилась: — Нашу?

— На любую.

— Ну и что вы нашли? — поинтересовалась Зоя уж слишком, как мне показалось, кокетливо. — Бриллианты, топазы, рубины?

Я впервые с неприязнью подумал о женском таком любопытстве. Мясом любят угощаться — ладно. Даже сырым. Но что готовы поверить всяким сказкам от захожих бородачей — это уж слишком.

Однако гостю такое внимание льстило. Он отвечал серьезно, что кое-что на днях нашел… При этом раз-другой обернулся, пристально вглядываясь в заросли: померещилось, что ли? Успокоившись, поправил Зою, что бриллиантов в земле не бывает, они алмазами зовутся. А у него в Москве, на Сельхозвыставке — в кино, небось, видели: «Свинарка и пастух»?.. Вот там перед самой войной у него коллекцию камней выставляли, а заодно и его для экзотики вместе с серьгой демонстрировали. Потом, как война началась, все павильоны позакрывали, ему же велели ехать домой. А коллекция… Теперь уж неизвестно, куда она подевалась…

— Жалко, — сказала Зоя. — Небось, дорогая?

— Да не в цене дело, барышня. Она красивая, — сказал гость. — Но, если честно, мне добра не жалко. Хоть камешки, правда, были покраше, чем в ином музее. Если, скажем, для пользы человеку попали, то ладно. Пусть владеет. А я еще лучше соберу. Вот тут неподалеку ходил, уголек нашел… Пришли геологи, подтвердили, шахту открыли в Полуночном… И марганцевую руду нашел… Ее, значит, немцы сейчас разрабатывают.

— Военнопленные, что ли?

Гость опять вперился в заросли, что-то не давало ему спокойно сидеть. Повернулся к нам, переспросил:

— Что? Какие пленные? Немцы-то? Нет, свои… Которых с Волги привезли… Как будущих врагов народа.

Мне показалось, что слово «будущих» он произнес чуть насмешничая. Манера такая странная, губ не видно, а по глазам, светло-голубым, на выкате, сразу и не поймешь, шутит или нет.

— Это их, что ли, на «кукушке» возят? — поинтересовался я.

— И их. И других. Тут кругом лагеря…

— А беглецы есть? — спросила Зоя, чуть напрягаясь.

— Бегут… Как же! — отвечал гость и снова оглянулся на лес. — А за ними, вот как за вами, охотятся…

— И — стреляют? Ну за премию? За буханку?

Гость не ответил.

— Но они же не волки, чтобы растерзать? — продолжала настаивать Зоя.

— Как раз волки, — подтвердил гость. Но поправился: — Шакалы.

— А вам самому не страшно? Одному? — поинтересовался я. Спросил, чтобы смягчить разговор да и Зою охладить.

Гость кивнул в сторону крыльца, где стоял — мы только теперь заметили — карабин, прислоненный к стенке.

— Мой единственный дружок… Из надежных. Я с ним не расстаюсь. Однажды рысь… Вот тут, за болотцем… Прям с ветки… на меня…

— Рысь? — недоверчиво спросила Зоя. — А мы ходим, не знаем.

— Да вы тут вообще, — усмехнулся гость, — как на курорте! — И опять стал глядеть на лес. Может, что-то чувствовал? Может, слышал этих самых шакалов?

Стало понятней, что он не просто предупреждал об опасности. Он знал: она недалеко. Поднялся, вытер лезвие о траву и спрятал нож, а остатки трапезы, даже мясо, оставил нам.

— Спасибо за угощение, — сказал озабоченно. — Как говорят у нас в деревне: и чай попил, и чаюху поел.