Анатолий Приставкин - Вагончик мой дальний

Я не стал отвечать. Произошла долгая, мучительная пауза. Зоя протянула руку и прикоснулась к моей руке. Я даже вздрогнул, так было горячо.

— Верь мне, — произнесли ее губы.

Я смотрел на ее губы. Мне захотелось ее поцеловать. Так сильно поцеловать, чтобы она задохнулась и больше бы не произносила никаких слов. От них было больно.

— Не было! Не было! — повторяла громким шепотом, приблизив ко мне лицо. — Ты ведь веришь мне? Ни-че-го не было!

Я ее поцеловал. Не дал ей договорить. Поцелуй означал, что мы оба знаем: мы друг у друга единственные. А когда освободил ее губы, я первым сказал:

— Я тебя люблю.

— Да. И я тебя. Навсегда.

— Что бы не случилось…

— Не случится, — подхватила она, не дав мне договорить. — Мы будем вместе сегодня, завтра… Всю жизнь! — И, взяв за руки, потянула меня к нашему лежаку. — Пойдем… Пойдем…

Она стала задувать фитилек. И, когда к нему приблизилась, вытягивая губы, всего-то мгновенье свет пал на нее особым образом, снизу, я вновь уловил, поразился ее необыкновенности. А потом, в черноте зимовья, чуть помедлил, не поддаваясь ее усилиям, чтобы еще раз услышать: «Пойдем, пойдем, любимый!».

О Господи! Это мне?

Она привела меня к лежанке, которую мы так добросовестно готовили. Уложила. Обняла. И замерла… И все…

Все. Я правду говорю. Ничего в ту ночь у нас не было.

Мы ощущали друг друга, мы слышали дыхание, мы чувствовали тепло, жар, который охватывал нас обоих. Никогда в жизни я не был так головокружительно счастлив, как в ту безгрешную ночь…

Мы догадывались, что зимник был для нас самым безопасным местом в мире. Когда поведет нас узкоколейка навстречу роковому случаю, Зоя выскажет странную догадку.

— Ты не подумал, что случай все время водит нас по рельсам? Только сбежали, отклонились, сразу опасность… Может, это судьба?

— Судьба — двигаться по рельсам?

— Нет, нет! — отмахнулась она. — Я имела в виду предназначенность дорог…

— Кто их нам назначил?

— Я же говорю: судьба. И главное — невозможность свернуть.

— Уже свернули!

— Ты говоришь о зимнике? Но зимник — тот же вагончик… Только без колес…

Смутный, путаный разговор, он почему-то врезался мне в память. Но он случится через несколько дней. А в ту ночь мы, и правда, не хотели думать о будущем. Ни даже о сегодня. Лишь — о сейчас.

Впрочем, нет. О будущем мы говорили.

— Давай рассказывать о своей жизни, — предложила Зоя.

— О какой? Какая будет?

— Какая будет, я и так знаю, — произнесла она самоуверенно.

— А какая будет?

— Она будет вдвоем.

— Но какая? Какая?

— Значит, так, — сказала Зоя. — В две тысячи четвертом году мы поздравим друг друга с золотой… Ох, не знаю, какой… Но все равно… Поздравим со свадьбой.

— У нас — свадьба?

— Свадьба будет, — пообещала Зоя. — Мы поздравим друг друга, я видела, как это делают: вальс и шампанское…

— И цветы?

— И цветы.

— Я подарю тебе дикую розу… Розляйн, розляйн, розляйн рот…

— Да, и стихи тоже, — согласилась она. — Если ты не сможешь найти цветов, ты мне подаришь стихи… о дикой розе…

— Это стихи о тебе, — поправил я. — Ты — дикая роза.

— Ты же их не забудешь? А потом я поцелую тебя вот так, — и она поцеловала коротко, но сильно меня в губы. — И мы пойдем дальше…

— По рельсам?

Но Зоя шутку не приняла.

— Не будет никаких рельсов. Это будет другая дорога… Скажем, лунная. А о прошлом, только без вагончика, можно повспоминать. Вот я хочу знать, где ты был до вагончика. Таловка не в счет. — И тут же предупредила: — Только не то, что мы о себе напридумали. Ладно?

— Все придумывают, — возразил я. — Разве ты не придумываешь?

— Придумываю, — сразу призналась Зоя. — Еще как придумываю! Для них. Не для тебя. — Поколебавшись, добавила: — Но про тебя я чуточку знаю.

— Знаешь? Про меня?

— Знаю, — повторила Зоя. — Однажды Мешков заставил девочек переписывать наши дела, мы еще не догадывались, зачем ему нужно.

— У нас были дела? У каждого? — поразился я.

— У каждого. И у тебя. Отец — командир Красной Армии, служил на границе, в начале войны пропал без вести… Так ведь?

Я не стал отвечать. Я знал, что не так. Но только покачал головой.

— Ну вот. Мешков тоже знал, — вздохнув, сказала Зоя. — И велел дописать: «Расстрелян как враг народа».

— И ты дописала?

— Конечно.

— И про себя?

— Нет. Про меня другие дописали.

— А что они дописали?

Зоя молчала.

— Если не хочешь, не говори, — предложил я.

— Нет, почему же… Я отца, и правда, не помню. Он умер, когда мама была беременной. Он был инженер по строительству железных дорог…