Анатолий Приставкин - Вагончик мой дальний

Бабушка рассказывала, что его вызывали на допросы, это когда готовили какой-то процесс инженеров… Он не выдержал… А потом маму выслали без права переписки и бабушку забрали, а меня сдали в детдом…

— А это — правда?

— Не знаю. Думаю, что он отравился.

— А Мешков откуда узнал?

— Он инструктором в райкоме работал, многих знал. А не знал, так догадывался. При случае и сам доносил. — Зоя говорила медленно, с видимой неохотой. Мне показалось, что она устала от такого разговора.

И еще одно как пронзило: Зоино предчувствие, что рельсы — это судьба. Не ее ли отец проложил дороги, по которым гоняют наш вагончик?..

— Ну вот, — прервал я молчание. — А хотела вспоминать!

— Так ведь я не об этом, — печально произнесла Зоя. — Это ведь их интересует, кто куда делся и почему. А я хочу, чтобы ты был только ты. Ведь была же у тебя своя жизнь?

— Наверное, была, — неуверенно отвечал я.

— И у меня была. А теперь она у нас вместе. Бабушка мне рассказала, что, когда мне было шесть лет, я сочинила стихи: «Я люблю тебя, а ты меня, и получается — луна!» И объясняла я так, что влюбленные — это две половинки луны, а когда они обнимаются, то, похоже, будто из двух месяцев получается одна луна…

Утром постучались в окошечко. Не сильно. Зоя от страха закрылась ватником с головой, даже дышать перестала. Но, кажется, и я чуть перетрусил. Уж слишком неожиданно. Мы не то что позабыли об опасности, мы старались о ней не помнить. Расслабились, поверили самим себе, что в этом лесу можем быть одни. А вот уж не одни. Но кто это? Железнодорожники? Охотники? Или эти… охотники за нами?

Постучались вторично, более настойчиво. Понятно, что там, снаружи, не просто догадывались, там знали, что здесь кто-то есть. И они, кто бы ни был, не оставят нас в покое. А нам придется открывать.

Наверное, я произнес это вслух, а Зоя пискнула из-под ватника, что открывать не надо.

— Не надо! Не надо! Не надо!

— А как быть? — спросил я. — Взломают дверь…

— Пусть ломают. Я не хочу… Там этот… Там майор из поезда… Я его боюсь!

Майор бы не стучал, подумалось. Да и штабисты… Они вышибли бы и дверь и стекло!

Мы прислушивались. Наступила долгая тишина. Может, те, за дверью, — возникла надежда, — постояли и ушли? Может, правда, какие-нибудь путевые обходчики, рабочие, которым, в общем, от нас ничего не надо?

Негромко и как-то приятно, по-домашнему, скреблись мыши за печкой. Потрескивала деревянная лежанка под нами. Не шевелясь и приподняв головы, мы старались уловить каждый чужой звук за окошком. И вдруг прозвучало из-за двери, но показалось — под самым ухом:

— Братцы мои, ну открывайте, что ли! Я ничегошеньки вам не сделаю… Вот, клянусь!

Зоя ладошкой закрыла мне рот, показывая, что надо молчать.

Но я уже понимал, что отмолчаться не удастся. Они разозлятся и вышибут дверь. Да враги бы с нами не чикались, не называли братцами…

Отклоняясь от руки Зои, я крикнул в сторону двери:

— А ты кто?

— Охотник, — такой был ответ.

— А зачем тебе открывать?

— Хочу поговорить.

— С кем? — спросил я, вылезая из-за печки, приближаясь к дверям.

Зоя поднялась вслед за мной, я почувствовал, как она прижимается к моей спине.

— С вами, с вами, — сказали добродушно за дверью. — Между прочим, я один, а про вас я знаю. — И после некоторого молчания: — От Глотыча я. Понятно?

Я повернулся к Зое, чтобы спросить, но она сама, прильнув к моему уху, зашептала, от ее губ стало горячо:

— Все равно не открывай… Кто бы ни был… Прошу!

— Мы вас боимся, — сказал я прямо в дверь. Зоя прижималась ко мне еще сильней, я чувствовал кожей, как она дрожит. — Если вы охотник, как говорите, идите в другое зимовье.

За дверью кашлянули. С минуту помолчали.

— В общем-то, как хотите… Но я, и правда, пришел вам помочь.

— А зачем нам помогать? — подала вдруг голос Зоя.

Я не ожидал, что она себя выдаст. Одно дело — мужик в зимовье, другое — женщина. Это было неосмотрительно, даже опасно. Но Зою, как говорят, понесло. Она злобно вопрошала, обращаясь к дверям:

— Мы просили о помощи?

За дверью снова кашлянули.

— Барышня, извините… Но вас ищут!

— Ну и что? Пусть ищут! — отвечала Зоя с вызовом. Однако при этом она прижималась ко мне. Слово «барышня» ее не смягчило. А я опять подумал, что бандюги да энкаведешники так не разговаривают и слово «барышня» уж точно не употребляют. Тут что-то не так.

Голос за дверью добавил:

— Глотыч просил вам помочь — вот и все. Не хотите как хотите. — И после паузы: — Я тут еще посижу на крылечке. А вы подумайте. Вам жить-то…