Тулепберген Каипбергенов - Каракалпак - Намэ

Батыр объяснил все как было.

Почернел Чингисхан. Глаза загорелись красным огнем. Тут же послал он своих всадников к берегам реки Аму и приказал им истребить всех девушек в том краю.

С тех пор девушки с берегов Аму стали боязливы. Ни одна из них не решится не то что говорить с проезжим парнем, но даже взглянуть на него. Так и до сего дня.

Письма с фронта, прочитанные перед сном. …Мама! Не бойся за меня. Меня никакая пуля не настигнет. Я же занимался физкультурой. Помнишь? А это знаешь как помогает!

Ночью фрицы палят трассирующими. Это такие пули, они, как угли, красные. Их далеко видно. Я как завижу пулю, так присяду, или подпрыгну, или перекувырнусь. И она мимо свистит. Вот так.

Мама, помнишь, ты хотела сосватать мне дочку нашего соседа — Гулипу. Я тогда еще глупый был, сомневался и робел. А теперь, прошу тебя, мама, покажи Гулипе это мое письмо. Сам я ей написать не решаюсь. А ты покажи. И если она захочет, пусть мне напишет. Пусть она тоже не боится, будто со мной что-нибудь случится. Ничего не случится. И если все будет хорошо, то, когда вернусь, устроим свадьбу. А ты, мама, покуда я тут воюю, договорись с се родителями…

…Дорогая моя Айша! Все-то ты тревожишься обо мне, все-то за меня переживаешь. Ты как моя мама. Помню, в детстве пойду гулять, так она обязательно сунет мне кусочек лепешки: «На, сынок, поешь, когда проголодаешься…» А теперь ты, как мама, все спрашиваешь: «Не похудел ли?»

Нет, не похудел. Не беспокойся. Я даже растолстел. Вот честное слово. Тут у нас теперь новый командир полка. Он вчера только прибыл. Всех нас построил и спрашивает: «Есть ли жалобы? Пишут ли из дома? Как с питанием?» А когда мимо меня проходил, даже специально остановился и сказал: «Ну, солдат, вижу, что на аппетит ты не жалуешься. Откуда, богатырь?» «Из Каракалпакии», — отвечаю. «Молодец, — говорит, — смотри у меня, чтобы не смел худеть, пока я командую полком».

Я обязан подчиняться своему командиру, а потому худеть никак не имею права. Так что и ты по этому поводу напрасно не волнуйся.

Ты сама у меня, дорогая моя Айша, пожалуйста, кушай как следует и не болей. Если нужно, продай что-нибудь. Не беспокойся, когда вернусь, новое наживем. Только бы ты берегла себя…

…Дорогие папа и мама. Я нишу вам это письмо на третий день своего заслуженного трехдневного отпуска. Три дня я спал в офицерском блиндаже. И даже койка моя стояла рядом с койкой нашего полковника. Я спал и ел с наслаждением. А ел я тоже вместе с полковником. Что ему подадут, то и мне. А когда полковник выходил из блиндажа по делам, то младшие офицеры при мне не смели и говорить меж собой и спрашивали у меня разрешения обратиться друг к другу.

Вы, конечно, хотите знать, за что вашему сыну такая честь и трехдневный отпуск? Хорошо, я объясню вам все по порядку и подробно.

Такой почет мне за то, что я взял в плен пятнадцать фрицев и не истратил при этом ни одного патрона. Да, целых пятнадцать, и ни штукой меньше.

Вот как это было. Ночью во время страшной вьюги нашу передовую атаковали фрицы. Было их несметное количество. И завязалась кровавая рукопашная схватка. Все было как в сказании «Алпамыс». Не успеешь свалить одного врага, а за ним уже другой. Повалишь другого — а там третий. И так бесконечно.

Дрались мы до утра и многих гадов уложили. А потом они дали деру. И я погнался за одним отрядом. Вдруг фрицы как провалились.

Когда я очень уж распалюсь, то кровь приливает к глазам и глаза мои начинают хуже видеть. Так и в тот раз. Я остановился, перевел дух. Гляжу, прямо под ногами окоп. А в окопе жмутся фрицы.

Спрыгнул я в тот окоп, а там их — уйма. Не стану врать, сперва у меня аж в груди похолодело. Но виду не подаю.

«Где официр?»- спрашиваю.

Им так понятнее, если скажешь не «офицер», а «официр».

«Нет, — говорят, — его».

«А кто есть?»

«А есть, — говорят, — сержант».

Подхожу прямо к сержанту, он сидит, пригорюнился. И начал я проводить с ним агитационно-массовую работу. Пропагандировать я его начал. А сержант тот, оказывается, говорит по-русски, но плохо. Говорит он по-русски так же плохо, как и я, поэтому мы с ним друг друга легко поняли.

«Ты кто?»- спрашивает он меня.

«Я красноармеец!»- отвечаю.

«Вижу, — говорит, — что красноармеец, а из какой нации?»

«Каракалпак».

«Не знаю, — говорит, — никаких каракалпаков».

«Не может такого быть. В каждой стране есть хоть один каракалпак!»

«А у нас в Дойчляндии нету».

«Врешь, — говорю, — и в вашей Дойчляндии должны быть. Есть у вас люди трудолюбивые, скромные и мудрые?»