Тулепберген Каипбергенов - Каракалпак - Намэ

Раздался общий смех.

Я расплылся в улыбке. Еще бы — меня опять сравнили с Бердахом, и не кто-нибудь, а сам учитель. «Когда стану известным поэтом, — подумал я, — тогда возьму себе псевдоним — Тулек».

А дедушка помрачнел и насупился. Он не любил, когда смеялись над его словами, особенно если сам он ничего веселого в них не находил. Учитель заметил и это. Он догадался, что невольно задел старика, и, чтобы сгладить неловкость, радушно улыбнувшись, обратился к дедушке:

Уважаемый Хакимнияз-ата, могу ли я задать вам два вопроса?

— Хоть сто, — буркнул он.

— Вот мой первый вопрос, — все так же приветливо и не обращая внимания на дедушкину сердитость произнес Муса-ага. — Какие дни своей жизни, уважаемый Хакимнияз-ата, вы считаете наиболее счастливыми?

На лице у дедушки сердитость сменилась серьезностью. Видимо, сперва он хотел ответить что-то резкое, но вопрос показался ему значительным, из тех, с какими и подобает обращаться к пожилым почтенным людям, а потому он и призадумался, подыскивая столь же значительный ответ.

— Я считаю счастливыми все дни, когда руки мои заняты делами, а голова — заботами.

— А какие дни кажутся вам самыми грустными? Тут уже дедушка отвечал не задумываясь, потому

что, давая ответ на первый вопрос, уже ожидал, что следующий будет именно таким.

— Мои печальные дни, — сказал он солидно, — это те, когда я ничем не занят.

— А почему? — спросил кто-то из «родителей», вернее сказать, из тетей и старших братьев.

Дедушка ждал и этого и, разумеется, уже заготовил ответ:

— Потому что, когда человек ничем не занят, в голову ему лезет всякая чепуха. Думаешь-думаешь и наконец даже у родных и близких находишь тьму всяких недостатков. Так и знайте: если человек всех бранит и корит — значит, он бездельник.

— Ребята, — сказал учитель, обращаясь к нам. — Подумайте над словами уважаемого аксакала, потому что на лето всем вам я даю задание. — напишите сочинение на тему: «Самый счастливый и самый печальный день каникул». С таким сочинением каждый из вас должен прийти первого сентября, и за него каждому из вас я поставлю первую отметку.

Если бы знал Муса-ага, что первого сентября школа не откроется, что никто из учеников не выполнит его задания, что самым печальным для всех нас окажется один и тот же день наступившего лета, что сам он больше не встретится со своими учениками, — если бы знал это наш учитель, то сказал бы, конечно, другие слова. Если бы знал…

Мы с дедушкой, довольные, возвращались домой. И, по обыкновению, он начал философствовать, потому что любил порассуждать, находясь в хорошем настроении.

Рассуждения моего дедушки:

— А все-таки очень умный человек этот твой учитель Муса Джуманиязов. Ученого сразу видно. Знания дают человеку дополнительный глаз. Вон, смотри, это край земли. Каким зорким ни будь, а дальше ничего не разглядишь. Но если знаешь, что там находится, то можно сказать, что видишь ты дальше края земли. Или вот ты, например. Так на тебя глянуть, то видно рубашку, шапку видно. Но если я знаю, что у тебя в сердце и в голове, то могу сказать, что вижу тебя насквозь.

Знания, скажу я тебе, даже лучше, чем здоровье, потому что здоровье с годами изнашивается, а знания лишь накапливаются.

И уж конечно знания лучше всякого богатства. Когда умирает умный, ученый человек, все горюют, печалятся, потому что понимают, что стали беднее умом. А когда умирает богатый, то радуются даже его дети, потому что станут богаче.

Внезапно нам повстречался коше-бий.

— Хакимнияз-ата, — сказал он, — а внук-то ваш, оказывается, отличник!

Откуда коше-бий узнал то, что говорилось на родительском собрании? Ведь мы еще не успели дойти от школы до аула, и надо полагать, что другие ребята тоже еще не дошли до своих домов. Но, видимо, вести и впрямь идут впереди людей. А коше-бий па то и коше-бий, чтобы первым узнавать любые сведения, касающиеся каждого аульчанина.

— В соответствии со своим званием я должен дать вашему внуку ряд поучительных советов на его будущую жизнь, — продолжал коше-бий.

Поучения коше-бия:

В штатном расписании городского училища числится учителем один сотрудник, которого все зовут «эта», хотя по возрасту лет он еще не стар, а просто рано состарился. Старение его организма произошло по той причине, что он во имя научного познания отрекся от всех земных благ и даже позволил произвести в отношении себя операцию кастрирования.