Павел Верещагин: Арбалет

Бурцев ничего не ответил.

— А как он меня добивался! Из окна грозил выпрыгнуть с десятого этажа. И прыгнул бы… Он такой! Отчаянный!

Она посмотрела на Бурцева блестящими от возбуждения глазами.

— Какие он слова говорил!.. Какими именами называл в нежные минуты… Он в самом деле любил. Я знаю! Не веришь?

— Верю.

Наталья опустила голову.

— Я ведь его в ванне купала, как маленького… Головку мыла… Совсем с ума сошла!

Она пристально посмотрела на Бурцева, как будто проверяя, можно ли ему доверяться, не смеется ли он над ней исподтишка. Бурцев и не думал смеяться.

— Я ведь никогда не думала, что можно испытывать к мужчине такую нежность… Когда все внутри как будто тает… И ноет так сладко… Я не думала, что бывает такой покой… Когда он засыпал, уставший, у меня на плече… Такой беззащитный, такой доверчивый… Это ведь он на людях дерзит и задирается. А на самом деле… Я-то знаю, что на самом деле он очень ранимый. Все время все переживает… И мне все время хотелось защитить его, спрятать, прикрыть собой, никуда от себя не пускать. Я все время думала, что он родился не в свое время. Ему родиться лет двести назад, когда ценилась красота, порывистость, романтичность… А наше время — для людей с крепкими локтями. И толстой кожей…

Она посмотрела на свою едва начатую сигарету и рассеянно потушила ее в пепельнице.

Они с Бурцевым помолчали, думая каждый о своем.

— А может быть, он никогда и не любил. Может быть, ему просто лестно было, что он сумел такой женщине вскружить голову. Внимание ему было приятно, подарки…

Она горько усмехнулась.

— А что, собственно, я хотела? Чтобы молодой красавчик любил меня вечно? Ведь я с самого начала знала, что это ненадолго. Не всерьез.

Она вопросительно посмотрела на Бурцева. Бурцев пожал плечами.

Наталья вдруг забеспокоилась:

— А может быть, мне подтяжку нужно было сделать по всему телу? А? И грудь силиконовую? Как у порнозвезды?

— Зачем?

— Тогда бы он не разлюбил. Говорят же, что женская грудь — это магнит для мужчины.

Бурцев не ответил.

— Что? — спросила Наталья.

Бурцев опять пожал плечами. Кто ж это может сказать? Грудь, она, может быть, и магнит. Только любовь ведь не в этом состоит. Или не только в этом.

Наталья и сама поняла, что говорит глупости.

— Дура была… Шептала ему, если разлюбит, чтобы сразу сказал. Чтобы не обманывал, не врал… Как будто такое возможно! Любовь — ведь это… Это жестокая игра!

Она горько усмехнулась.

— Ладно, что уж теперь… Как говорится, померла так померла. — Она вздохнула. А потом мрачно уставилась в пространство перед собой. — Но вот в мою квартиру свою подружку ему приводить не следовало. Зачем так подло? Всем соседям на смех! Я все могу понять, но дуру из меня делать не надо…

Наталья взяла со стола свою сумочку и собралась уходить.

— Ладно. Спасибо, морячок, за коньяк. — Она поднялась. — Как, говоришь, тебя зовут? Бурцев? Ты, Бурцев, обращайся, если что. Я кое-что могу в этой жизни. Соседки твои, Алла с Зиной, скажут, где меня найти.

Бурцев кивнул.

— А впрочем, нужно простить…Так ведь? — со смирением сказала она. — Христос велел прощать… Даже когда кажется, что нельзя…

— Вы это о чем? — спросил Бурцев. Он пристально вглядывался в лицо гостьи, последние слова которой показались ему странными.

Она перехватила этот взгляд и отвела глаза. Потом вздохнула:

— Все о том же!

Она поднялась, и сумочка с ее колен упала на пол. При этом об пол стукнулась что-то тяжелое.

Бурцев с интересом посмотрел на гостью.

— Что это у вас там? Булыжник? — спросил Бурцев.

Она в ответ посмотрела почти весело.

— Булыжник? Нет! Это, Бурцев, книга. Роман «Идиот». Точнее, «Идиотка». — Она рассмеялась. — Ну, не поминай лихом!

Наталья Павловна ушла, и Бурцев опять остался один.

Он прошелся взад и вперед, вдыхая оставшийся после гостьи аромат духов… Постоял у окна… Шторы на третьем этаже были по-прежнему задернуты и за ними по-прежнему горел свет.

«Вот она жизнь, как бывает, — философски подумал Бурцев. — Когда у человека все есть, ему начинает казаться, что ему все по силам! Он начинает хотеть чего-то еще большего, чего-то несбыточного. Как в сказке про старика и старуху. А если замахиваться выше головы, то можно в конце концов оказаться ни с чем. А потом все, что у тебя было, оказывается вдруг не нужным… Вот как бывает!»

От нечего делать Бурцев включил телевизор.

По всем каналам показывали какую-то чушь. Бурцев на некоторое время задержался на одном из них, по которому показывали очередную викторину для эрудитов. «Как называется крайне возбужденное состояние человека, граничащее с психическим расстройством?» — замогильным голосом спрашивал ведущий. «Любовь!» — вместо гостя в студии ответил Бурцев и выключил телевизор.