Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь

В этом году по осени у него еще одна забота прибавилась: младшего работника, Казика, забирали в армию. На его место Прокоп не хотел брать случайного человека. Работа на мельнице ответственная, требует от работника смекалки и силы. И первого попавшегося пастуха к ней не приставишь. Долго раздумывал старик, пока не выбрал Никитку Романюка из Поберезья. У отца Никитки и без него было двое женатых сыновей, а младший даже в город ходил в поисках работы. Парнишка здоровый, сообразительный и даже школу окончил.

Приняв такое решение, в четверг, торговый день в Радолишках, Прокоп отправился в путь. От мельницы до лесопилки было близко – меньше версты. А по большаку как раз потянулись мужики на рынок. Одна за другой проезжали брички да телеги с возами. И каждый Мукомолу кланялся, потому как все его знали. То один, то другой мужик, не останавливая лошаденки, заговаривал на ходу, разглядывая Прокопа, любопытствуя, как принял тот Божье наказание, сделавшее калекой его последнего сына, Василька. Но по лицу Прокопа ничего нельзя было понять. Он, как обычно, хмурил брови и шевелил седой лопатистой бородой.

Наконец подъехал и Романюк. Должно быть, он ехал за товаром, потому как телега была пустой, только сзади сидела его баба.

Прокоп махнул ему рукой и пошел рядом с телегой. Они обменялись рукопожатием.

– Ну и как там делишки? – спросил Романюк. – Все богатеешь, братец?

– Да живу себе с Божьей помощью. Только вот есть одна забота.

– Наслышан.

– Да не о том речь. Казика в армию забирают.

– Забирают?

– Так я и говорю: забирают.

– Да неужто?..

– Ага. А ты сам знаешь, заработок у меня хороший. Работник голодать не будет и еще отложит про запас.

– Известное дело, – признал Романюк.

– Вот я и подумал, что Никитка твой очень бы подошел на это место.

– Почему бы и нет.

– Ну так как?

– Что как?

– Ну, насчет Никитки?

– Дык эта, чтоб к тебе работником?

– Ага.

Романюк почесал затылок, в его маленьких выцветших глазках блеснула радость. Но отозвался он вполне равнодушным тоном:

– Паренек здоровый…

– Ну и слава богу, – поспешно буркнул Прокоп, опасаясь, как бы Романюку не пришло в голову спросить о здоровье Василя. – Только чтоб он в будущую пятницу пришел, а то Казика как раз в пятницу и забирают.

– Хорошо, брат, что сказал об этом. А то, видишь, дома-то его нет. Он сейчас аж в Ошмяны поехал.

– Работу искать?

– А то.

– Но ведь вернется?

– Почему бы ему не вернуться? Я ему с Радолишек письмишко и вышлю.

– Вот и ладненько. Только чтоб к пятнице…

– Так само собой.

– Работы сейчас много. Я не справлюсь без двух-то работников, – добавил Прокоп.

– Да приедет он вовремя.

– Тогда с богом!

– С богом.

Романюк тронул вожжи, на что, впрочем, его невысокая толстобрюхая сивка даже не обратила внимания, и, вполне удовлетворенный разговором, погрузился в размышления. Большая это была честь, что Мукомол из всех выбрал именно его сына.

Он повернулся и посмотрел на жену. Из-под толстых платков, которые плотно окутывали ее голову, видны были только нос да глаза.

– Нашего Никиту Мукомол берет к себе, – сказал Романюк.

Баба вздохнула:

– Боже ж мой! Боже!..

И непонятно было, радуется она или тревожится. Хотя Романюк никогда над этим и не задумывался. У нее вечно был такой жалостливый голос.

Радовался и Прокоп. Он страшно не любил всяческих перемен и беспокойства. А теперь дело было сделано. Так, по крайней мере, ему казалось, и казалось до самого пятничного вечера.

В тот день он позднее обычного взялся запирать мельницу. Все ждал. А домашние даже не догадывались, отчего он такой сердитый, потому как Прокоп никому ничего не сказал. Однако в глубине души аж кипел весь. Ведь ясно же сказал, чтобы Никитка пришел в пятницу! Но того не было. С утра работы подвалит – и тогда хоть головой об стену бейся.

– Ну погоди у меня, поганый щенок, – тихо ворчал он, покручивая прядь бороды.

И клялся себе, что не возьмет уже поганца, хоть бы с самого утра явился. Суббота – это вам не пятница. Лучше уж первого попавшегося с улицы взять, пусть он даже воришкой будет, только не Никиту.

Но Никита и утром не явился. Пришлось брать в помощь одного из тех мужиков, которые привезли рожь на мельницу.

На следующий день было воскресенье, мельница не работала. Прокоп, помолившись, хотя злость мешала ему выговаривать слова молитв, вышел и уселся на лавочку перед домом. Он прожил долгую жизнь, но не случалось еще, чтобы кто-то так его подвел. Он хотел парню милость оказать, но тот не явился. Должно быть, нашел себе работу в Ошмяне, а потому и не приехал, однако это его не оправдывало.