Светлана Талан: Расколотое небо

– Если бы это же понимал твой отец, – вздохнул Андрей. – Кто он и кто я? Он – богач, имеет двух батраков, и огород, и поля, и сенокосы, и даже вот эту березовую рощу. А у нашей семьи – клочок земли и пять ртов. Знаешь, как люди говорят: «На кривое дерево и козы скачут». То одежда нужна, то обувь, а о еде я уже молчу – только и думаешь, чего бы поесть.

– Ну и что?!

– О таких, как я, говорят: как не было добра смалу, не будет и до конца, – грустно сказал Андрей.

– Ну что ты такое говоришь?! Ты же меня любишь, а я – тебя. Отец души во мне не чает, неужели же он не желает мне счастья? Не враг же он мне?

– Вот потому-то все чаще общается с Василием. А тот в рот твоему отцу заглядывает и поддакивает, наверное, в зятья уже набивается. А как этот Василий на тебя смотрит! Глаза бы ему выколол, чтобы не только на тебя не таращился, а и света белого не видел!

– Ревнуешь? – улыбнулась Варя. – Мне этот Василий нужен как дыра в мешке!

– Зато у него около пяти гектаров земли, лошадь, корова, телочка да и еще разная живность. Заберет тебя Василий у меня. Что я тогда буду делать?

– Это если я пойду за него. Зачем мне чужая скотина? У нас своей хватает. Я же у папы поздний и самый младший ребенок, поэтому и такая любимая. После сестры Ольги и брата Михаила мама родила четырех девочек, и все они умирали в первые дни жизни.

– А почему?

– Наверное, потому, что мама отдыха не видит, вся в тяжком труде, вот и детишек рожала в поле, на работе. А тут я им на радость родилась, хиленькая, но живучая, потому и любят они меня без памяти. И дом новый построили, и хозяйство немалое держат, чтобы было мне и моему мужу и на стол, и к столу. Могут ли они пойти против нашего общего желания? Думаю, нет, – мечтательно сказала Варя. – Вот соберем урожай, смелем зерно, мне осенью исполнится двадцать лет, я постепенно подготовлю родителей, тогда и поженимся. Главное, чтобы сейчас никто не узнал, чтобы слухи о нашей любви не свалились на них как снег на голову. А потом заживем как люди. И все у нас будет хорошо.

– Твои слова да Богу в уши!

– Так и будет! Я это чувствую! Сердцем, душой чувствую! – горячо говорила Варя. Андрей перехватил ее взгляд, глаза сияли счастьем. – Раскрою тебе маленькую тайну, – почти прошептала Варя и хитровато прищурилась. – Отец говорил как-то, что отпишет березовую рощу мне в приданое. Ты можешь представить: все это место будет наше с тобой? Мы сможем приходить сюда когда захотим, днем и ночью, ни от кого не скрываясь.

– Моя ты мечтательница! – промолвил он с любовью. – А если отец будет настаивать на браке с Морозенко?

– Тогда я поговорю с Василием. Он сам откажется от меня.

– И что же ты ему скажешь?

– А это уже мое дело! Я знаю, что сказать! – уверенно произнесла девушка и прибавила: – Любимый мой, мне нужно возвращаться домой – вставать придется, едва сереть начнет.

– Я провожу тебя до самого двора, – предложил парень.

– Нет, – тихо, но решительно ответила девушка. – Только до улочки.

В маленькую хату, где посапывала во сне бабушка, Варя принесла запах лугов, скошенного сена, тысячелистника и тайной любви. Девушка улеглась в постель, когда за окном еще спали синие тени и с неба с любопытством поглядывала на село желтая луна.

Все большое семейство Черножуковых, празднично разодетое, вышло из церкви после воскресной утренней службы. Варя сняла с головы чистенькую белую косынку, тряхнула головой. Две толстые косы с пушистыми расплетенными кончиками метнулись змеями по спине. Павел Серафимович отошел на обочину пыльной дороги, тянувшейся наверх, к церкви, сел на старый трухлявый пень, крякнул, важно провел ладонью по пышной бороде.

– Да иди уже обутый! – посоветовала жена Надежда, зная о намерении мужа.

– Ага! – хмыкнул Павел Серафимович. – Так и пошел!

– Вот так всегда! – вздохнула женщина и улыбнулась Варе.

– Отца уже не переделаете, мама, – произнесла Ольга, ее дочка, на что Варя прыснула, но сразу же прикрыла рот ладонью. Отец глянул на нее из-под густых бровей, но не сердито, а добродушно.

– Тебе лишь бы зубы скалить! – бросил он младшей дочке с упреком. – Вот будет у тебя муж, узнаешь, как те сапоги долго и тяжело зарабатываются и быстро изнашиваются, – сказал Павел Серафимович, снимая кожаные сапоги, начищенные так, что блестели на солнце.

– Когда это еще будет, – зарделась Варя.

– Не знаю когда, но Василий, как мне показалось, не на иконы на службе смотрел, а на тебя.

– Скажете такое! – Щеки Вари залил румянец. – Нужен он мне, как пятое колесо к телеге.