Дмитрий Вересов - Возвращение в Москву

И они отправились, вроде бы в обратную сторону, к местам цивилизованным. Вроде бы…

С Юльки, с домашней девушки, какой спрос, а Юра, вместо того чтобы быть настороже в темном парке, ликовал и нежился. Поэтому он забыл о том, что окружающий мир и порождения его очень часто бывают враждебны, и враждебны не вообще, а именно по отношению к вам конкретно. Одним словом, его инстинкт самосохранения дремал, как дремлет он у большинства остро счастливых людей, поэтому Юра спокойно и с некоторым даже воодушевлением отнесся к предложению Юльки уточнить дорогу у трех подвыпивших юных граждан, что брели, заплетая ноги и вяло переругиваясь, им навстречу, заняв дорожку по всей ширине.

Но дороги пьяные юнцы то ли не знали, то ли не пожелали объяснять. То ли забыли под впечатлением от Юлькиной звездной необыкновенности и выразили это впечатление пусть и бранными междометиями и разнузданными телодвижениями, но весьма отчетливо. Юлька им срочно понадобилась, это было ясно. А Юра, судя по всему, оказался лишним, и ему в грубой форме предложено было убираться прочь, пока цел и невредим. А к папе с мамой девочку они сами проводят после того, как с ней немножко поиграют во взрослых вот за этими кустиками. Девочка ведь не против? Хорошие девочки никогда не бывают против. А плохих девочек учат.

Юра никогда не дрался со шпаной, даже с хиловатой генераловской. Что, однако, не мешало ему, сначала с подачи родителей, а потом и вполне самостоятельно относиться к хулиганствующим существам с брезгливостью и – правда неосознанно – свысока, по-княжески. И был бы он за такое свое отношение неоднократно учен, бит, если бы генераловская шпана в родном поселке не проявляла себя почти что платонически, опасаясь родительских ремней и участкового инспектора, а всерьез самоутверждаться ездила в Тетерин. Но учен Юра не был, испугаться не успел, но успел преисполниться презрения, положенного настоящему герою, и вместо того, чтобы благоразумно бежать, увлекая за собой Юльку, что давало все шансы не доводить дела до безобразия, он оттолкнул ее, отбросил за спину, заслоняя собой, и принял исходную стойку самбиста, как на занятиях в спортзале.

Им было, понимаете ли, смешно: один против троих, таких взрослых и смелых. Расхлябанные фигуры, не торопясь, обтекали Юру с флангов, руки в карманах, сквозь зубы – насмешка пополам со слюнями. Юра следил за всеми троими сразу так, как учил тренер, – рассеянным взглядом, и знал, что сейчас слева последует подножка, а правую руку его перехватят и сделают попытку удара под дых. Подножки он без труда избежал, отступив на полшага. Захват допустил, но лишь для того, чтобы показать, насколько легко он может избавиться от захвата: плавным движением влево вверх, как учили, как отрабатывалось, и вот правая рука уже освобождена, и обеими руками перехвачена левая противника, и дальше – не упустить бы, выворачивая татуированную клешню, прикрывая локтем своей левой солнечное сплетение.

И закрутилось, все быстрее и быстрее. И вот тот, что был справа, уже корчится на земле, ругаясь и сипло воя, – это больно, когда выворачивают руку. Теперь быстрый шаг вперед влево, левое предплечье – навстречу летящему кулаку, обвод, перехват… А там, оказывается, и ножик был – короткая, с упором, бандитская самоделка. Ну погоди ж ты – никакого джентльменства не может быть по отношению к этой мрази! Обвод, перехват локтя, зажим и – резко назад, ломая сустав. Но на это нет времени и, честно говоря, сил. Развернуть его навстречу третьему, под кулак, под его дикую гадюжью ненависть, толкнуть навстречу. Опа! Вот так встреча! Оба валятся. Пьянь неуклюжая!!! И ругань до небес, хриплая, косноязычная, истеричная ругань. И сквозь ругань и вой – снизу взлетает темное стальное жало. И опять, как учили, кисти скрестить, отбить… нет, не так, ногой его куда попало, потому что уже не осталось времени перехватывать и выворачивать руку, потому что их трое, и они злы и пьяны и уже поняли, что все всерьез, не игра, и будут бить, ослепленные яростью, беспощадно, до смерти. Юлька… Кричит. Где же Юлька? Ей бы убежать…

Юра оглянулся на мгновенье, и не увидел ее, и пропустил первый удар. Попали в плечо, в сустав, случайно, конечно. На несколько секунд он перестал чувствовать левую руку, но локтем правой кому-то чувствительно попал, судя по визгу. Потом вдруг в руке оказалась палка, и вспомнилось Юлькино фехтование (ею-то уже заброшенное ради танцев). Выпад… Укол? Наотмашь. Попал? Выпад. Мимо. Потому что ничего не видно, глаза заливает. Что?.. Кровь? Когда же его?.. Когда же? И все так быстро… Быстро… Голова кружится…