Дмитрий Вересов - Возвращение в Москву

– «Сотби», «Кристи»?

– Да нет, необязательно у таких проглотов, как «Сотби» или «Кристи», а так, вполне респектабельно идут с молотка то здесь, то там. Владельцу, которому по какой-то причине страшно хочется распрощаться с родными осинами, просто так никто не дал бы вывезти коллекцию из государства, чтобы продать и жить припеваючи, немного помогли за определенное вознаграждение. И он уже давно благоденствует, к примеру, в Копенгагене или даже в Буэнос-Айресе, и о нем сто лет как все забыли. Его, конечно, малость подраскулачили, но на пристойное, и даже весьма пристойное житье вполне хватает. Так вот, всеми этими штучками и занимался Виктор… Но я до последнего дня понятия не имела, что он очень богат. Думала, просто хорошо зарабатывает, хотя и не совсем законно. Если честно то совсем незаконно. Но… законно, не законно… Тогда такое творилось! Всеобщий бедлам.

– Понятно. И ты боялась. Позволь уточнить, чего конкретно. Того, что его замочат в конце концов?

– Это я бы пережила, вот те крест, Юрка! Я даже ловила себя на том, что жду этого, жду не то что с нетерпением, а с… надеждой? Не знаю, как определить. Просто ждала. Я сама себя боялась понять, а потому жила трусихой-страусихой. В общем, прежде всего, я боялась понять саму себя.

– Юлька, это достоевщина какая-то, – морщусь я и отщипываю белесый по краям листик от ближайшего растения. Если листик растереть, он хорошо пахнет. Мята… Ваниль… Немножко моря… Мы дома, на диване в «зимнем саду», и каменный фонтанчик журчит, гоняя воду по циклу. Перед нами столик, на столике белое вино, ломтики сыра, сладкий перец кружочками – Юлькино лакомство из самых любимых, остывшие тосты. Тихий вечер, мы никуда не приглашены сегодня, слава богам.

После того как появилась очередная статейка в «Цацках» с сообщением о том, что некто отравился в одном из Юлькиных ресторанов (чистой воды вранье), приглашают нас теперь несколько реже. Выдерживают карантин, говорит Юлька. Но, по-моему, мы все-таки чаще, чем необходимо, «выходим в свет». Вопреки отдельно присланным приглашениям выходим вместе. Тусу это смущает, интригует. Уши ее, не в меру любопытные, как локаторы ловят наши с Юлькой короткие диалоги. Нам же приходится выслушивать много всякой ерунды по поводу нашей семейной жизни. О нашей семейной жизни всем все известно лучше, чем нам самим. Главный вопрос, который интересует поголовно всех тусовщиков: не беременна ли еще Юлька. И не хочет ли она прибегнуть к искусственному оплодотворению – «это сейчас запросто, вы знаете?». А потом делается кесарево сечение – под наркозом, само собой, чтобы не портить фигуру (возраст все-таки) и не мучить ни себя, ни дитя.

Вопросы задаются и предложения делаются, понятно, в моем присутствии. Таковы законы долбаной тусы. Оправдываться, объясняться Юлька и не думает, потому что пошла игра, и рулетка на коленях у известной нам персоны, и оправданий Юлькиных никто не будет принимать всерьез. В противном случае игры не будет – такое разочарование!

А ко мне пристают бабы. Буквально елозят бедрами по ширинке, буквально лапают между ног, сучки! И говорят: «О-о-о!» – и закатывают глаза, как будто и впрямь нащупали нечто грандиозное, паскуды. И приглашают как-нибудь побеседовать о высоком за чашкой кофе у них на квартирке. Силиконовые буфера так и ходят, так и пружинят, когда такая сучка прижимается ко мне где-нибудь в дверном проеме.

– Юлька, этот силикон такой кошмар! Зачем они себя уродуют, объясни ты мне! Нет, в самом деле зачем? Не говори, что для красоты и чтобы повысить сексуальную привлекательность. Это арбузоподобие ужас что такое!

– Н-ну, как тебе сказать… Силикон – залог нетленности. Представляешь – раскапывают где-нибудь когда-нибудь нетленные силиконовые мощи, благоухающие «Шанелью». Ах, говорят, святая! И вот тебе – сочиняется житие и учреждается культ, все как положено.

– Их житие и так уже сочиняется. Изо дня в день в твоих любимых журналах. С культом тоже уже все в порядке.

Такие примерно беседы происходят у нас с Юлькой на «светских раутах». И слушайте, кто хотите. На доброе здоровье. Игра игрой, шулерство шулерством, но победителем в этой игре – смертельной – должен выйти я.

Однако сегодня, по счастью, мы дома. И пусть я сильно недолюбливаю наши хоромы, особенно когда остаюсь один, сегодня мы с Юлькой вместе, сидим себе на диванчике, пьем вино, обламываем сыр и ведем откровенные беседы. Что-то ее на откровенность потянуло? Боится и переживает моя девочка, неявно ищет защиты, вот и потянуло. Она даже забыла, что моих странностей она тоже опасается. Иногда случается, что я даже не помню, как попал в то или иное помещение дома, не помню, что меня гнало, ибо руки трясутся, костяшки на пальцах ободраны, я задыхаюсь, словно после драки, возбужден, взъерошен и разъярен. И, кажется, она не очень верит, что это именно я тогда, в мае, пытался убить шантажиста. Считает, что я себе навоображал, узнав о случившемся. Но разговор (и разговор мне крайне интересный) у нас сейчас не об этом. И я возвращаюсь к нему.