Ольга Ляшенко - Собиратель чемоданов

А сейчас к оголенному заднику будет придвинут новый, переносной чемодан, и через минуту все кончится…

Мало кто спал в эту ночь в Надстройке. Многие так и пролежали в своих комнатах, до утра не сомкнув глаз. А иные так и не ложились. Жутко было думать о том, теперь уже безымянном, к чему прилегала Надстройка, что было рядом, за стеной, через коридор.

А под утро пошли уже другие думы — о себе, и опять у всех примерно одни и те же: «Вот мы вышли, и что теперь? Кто мы такие? Куда идти? Чем заняться? Поверхность — большая…»

И никому уж не хотелось ни моря, ни снега, ни осеннего леса. Ни даже Третьяковки, а хотелось уйти под подкладку, затеряться в фибровом лабиринте и уснуть где сон застанет, мертвецки, беспробудно, до самой Коллекции. А там — взять в руки лом или лопату и начать все с начала, с полного нуля, напрочь позабыв о старом…

4. Не спали в эту ночь и за фанерной стенкой.

— А Чемодасы все нет, — сказал Стяжаев, имея в виду Чемодасу-Ганешу. Чемодаса-младший сидел тут же, за маленьким чайным столиком, напротив Упендры. Он уже клевал носом, но изо всех сил старался не спать, чтобы не пропустить чего-нибудь интересного.

— Он сейчас занимается саперными работами, — объяснил Упендра. — Это занятие как раз для него: несложное, монотонное и в меру ответственное. Надеюсь, справится, это было бы для него очень хорошо, обычно суду такое нравится. И не стоит его торопить. В таких делах, как говорится, поспешишь — людей насмешишь.

— Как ты думаешь, уже все успели перебраться?

— Давным-давно, — засмеялся Упендра. — На переезд времени не требуется.

— А на сборы?

— Да какие там сборы? Коробки взяли — и пошли.

— Коробки уже заранее были собраны? — удивился Стяжаев.

— А как же ты думал? — Упендра даже обиделся. — Что ж мы — нелюди? Представь себе, у нас коробки по улицам не валяются! Все до единой собраны в Пантеоне, пронумерованы, и картотека ведется с незапамятных времен. Там и матушка моя, под номером 267-478-А-55/367 — наизусть помню. Счастливый номер, три семерки…

Стяжаев смутился.

— Извини, пожалуйста! Я не понял, о каких коробках ты говоришь. Думал, ты о вещах.

— А о вещах что заботиться? О них, Бог даст, природа позаботится.

— Да, теперь я понял.

— Нет! — сказала Марина. — Все-таки я не могу себе представить, что Чемодаса — убийца. Конечно, он бывал несносным, но чтобы такое… Как представлю — просто мурашки по коже.

— И незачем тебе это представлять, — строго сказал Упендра. — Тебе сейчас совсем о другом думать надо. А с судом спорить бесполезно, сам через это прошел, знаю, как бывает.

— Так ты считаешь, он не виноват?

— Каждый в чем-то виноват. При желании даже мою мать можно в чем-нибудь обвинить. Например, что вырастила меня идеалистом. Или что умерла, не дождавшись… — на последних словах голос его дрогнул, и он замолчал.

— До переселения чемоданчик был легкий, как пушинка, — непонятно зачем сказала Марина. — А теперь — килограмм двадцать. Я его даже поднять не смогла, еле оттащила.

— Да! Вот ты мне скажи: по-твоему, это умная женщина? — возмущенно, но с тайным восторгом сказал Упендра, — Я ей кричу: «Оставь!», а она тащит. Ну точь-в-точь моя мать!

— Пойду заварю еще чаю, — сказала Марина довольным голосом и вышла из комнаты.

— Удивительно, как она узнает все мои желания! — сказал Упендра.

— Ты ведь тоже часто угадываешь мысли.

— Да, но меня поражает то, как она это делает: всегда к месту и неназойливо. Для женщины это необыкновенно!

— Почему же? — горячо возразил Дмитрий Васильевич. — Бывают такие женщины, которые по уму ничем не уступают мужчинам. Даже превосходят, — и почему-то покраснел.

— Разве я сказал, что они уступают? Например, моя матушка никогда никому ни в чем не уступала. Всегда настоит на своем, даже если не права. Просто женский ум отличается от мужского.

— В чем же?

— Только в одном: у женщины не может быть досконального знания.

— Почему?

— По ее природе. Потому что доскональное знание может быть получено только сыном от отца и никак иначе. Все прочие знания недоскональны.

— То есть ошибочны?

— Почему же обязательно ошибочны? Просто недоскональны.

— А в чем выражается их недоскональность?

— Я ведь уже сказал: в том, что они получены не сыном от отца, а как-то по-другому: из книг, из телевизора, из разговоров…

— Постой. А это самое доскональное знание можно изложить, например, в книге?

— Конечно, можно! Почему я и говорю, что женщины ничуть не глупее. Они ведь, как правило, больше нас читают, поэтому и знания у них обширнее. Просто у них нет досконального знания, вот и вся разница.